— Правда?

— Она должна быть более спиритуалистической. Тони хочет, чтобы Шейла объясняла людям, как им раскрыть свои скрытые энергетические возможности и слиться воедино с энергией космоса.

— Но ведь все только этого и ждут.

— Я знаю.

— Чушь собачья. — Джули уже жалела, что позвонила. — Это все глупости Джорджины Спаркс.

— Но они заставляют покупать газету. Послушай, подружка, ты далеко не сенсация. Спрос увеличился всего на 1,2 процента. И впредь давай обойдемся без Бога, с которым «что-то не так». Договорились? Ради всего святого, ведь эти люди потеряли сына.

— Опустите тридцать центов для продолжения разговора еще на три минуты, — раздался голос оператора.

— Я пришла, чтобы разбудить мир, — сказала Джули (пора уже провести телефон домой. Я работаю — могу себе позволить), — а не убаюкать его.

— Мы всего лишь просим плотнее поработать в направлении спиритуализма, — сказал Бикс, — неужели это так много?

— Я подумаю, что можно сделать. Счастливо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Как насчет обеда на следующей неделе? Откушаем омаров, а потом пойдем в «Тропикану» на Вика Дэймона.

— Я служу Богу, шеф, у меня нет времени на развлечения. Пока.

Щелк.

Служу Богу! Три сотни в неделю и свой приход! Правда, редактура немного подпортила ее замысел. После стольких лет тщетных попыток выйти на связь с Богом Джули была против навязанного ей заголовка. Так же как и против нимба, который ей пририсовали на фотографии. Удручала и излишне патетическая предыстория, озаглавленная «Дочь Бога приземляется в Америке», искажающий факты текст, совершенно не соответствующий действительности рисунок камеры эктогенеза (легкомысленно переименованной в камеру эхогенеза). Но приход, свой приход. Триста долларов в неделю и свой приход!

С каждым полученным письмом, с каждым новым бедолагой, которому Джули удавалось помочь, ей казалось, что какая-то часть угрызений совести словно просачивалась сквозь кожу и испарялась. Это было ее призвание, тот самый благословенный средний путь. Достаточно скромный, чтобы запутать врагов, и достаточно значимый, чтобы реализовать свою божественность. И в самом деле, когда Феба попросила разрешения переехать в ее храм, а он был в два раза больше комнаты Джули, она без колебаний согласилась, поскольку в храмах больше не нуждалась. Мятущееся сознание успокоилось, чувство вины не терзало.

— Если хочешь, можешь содрать вырезки, — сказала она Фебе.

— Я оставлю это развлечение для тебя, — парировала та.

— По крайней мере открой окно.

— Я люблю темноту.

Феба, Феба, темнота пещерная. Как и следовало ожидать, вместо того чтобы ободрать стены, Феба продолжала обновлять заметки, она даже взялась за третье измерение. Появилась диорама терпящего крушение авиалайнера, кукольный дом, охваченный языками бумажного пламени, пенопластовый вулкан, извергающий ватный дым на пенопластовый же макет деревеньки, ракетная установка с ядерными боеголовками, которые Феба соорудила, приклеив картонные стабилизаторы к украденному когда-то в «Довиле» динамиту.

— Зачем тебе это? — спросила Джули декабрьским вечером, когда Феба вырезала из журнала «Тайм» снимок мертвого младенца вместе со статьей. В статье шла речь об участившихся случаях грубого обращения с детьми.

— Потому что ты в этом нуждаешься. Ты сама еще не поняла, зачем тебе нужна была эта комната.

— Ни черта она мне не нужна. — Вслед за Фебой Джули вошла в храм. — У меня теперь есть свой приход, я проповедую.

— Ага, приход — жалкая колонка в газете. Напечатала статейку, и вся проповедь? — Феба смазала клеем вырезку и прилепила ее прямо над кроватью. — Родители, которые истязают собственных крошек, вот кто нуждается в твоих проповедях.

— На прошлой неделе у меня вышло несколько актуальных статей на тему жестокого обращения с детьми, — напомнила Джули.

— У Тебя на пару с Энн Ландерс.

Хотя бы изредка слово поддержки — разве ты ждешь от лучшей подруги слишком многого? Похвала за удачный абзац или смелую догадку — неужели Фебе даже в голову никогда не приходит ничего подобного?

— Между прочим, тот парализованный ответил мне. Он написал, что я вернула ему желание жить.

— Ты положила ему камень в протянутую руку.

— Но это уже больше, чем он получил от моей матери.

— А бедные жены, которые пишут тебе, чтобы ты просветила их насчет абортов, а ты им читаешь лекцию про святого Августина?

— Аборт — это не просто эмоции.

— Мужья их избивают.

— В каждом отдельном случае я высылаю адрес ближайшего приюта для страдающих от побоев женщин.

— Ты их должна за ручку отводить в этот ближайший приют.

В шкафу у Фебы стоял переносной бар, уставленный крошечными бутылочками, такими, какие выдают в самолетах. Они казались Джули игрушечными — «Сегодня у плюшевых мишек вечеринка». Феба на ходу привычным движением извлекла из шкафа бутылочку «Баккарди».

— Я знаю, мы все это раз сто обсуждали, — сказала она. — Мировым страданиям конца и края нет. Вся эта комната еще только присказка, а не сказка. И все же… — Она вылила содержимое бутылочки в чашку от Смитти Смайла с надписью «Черт возьми, как же я все-таки хороша». — Неужели колонка в газете — это все, на что ты способна? Ты, которая может залатать озоновый слой и заставить Красное море расступиться? Вместо этого ты довольствуешься ролью жалкого газетного ребе? — Феба осушила чашку в три жадных глотка. — Да если бы у меня были твои способности, милая…

Все понятно, Феба невнимательно читала «Помоги вам Бог», иначе бы она поняла, что божественное вмешательство, мгновенное исцеление — атрибуты прошлого.

— Мама хочет, чтобы мы жили настоящим. Если биологический вид зацикливается на сверхъестественном, он перестает развиваться.

Феба открыла вторую бутылочку «Баккарди» и принялась потягивать ром прямо из горлышка.

— Да откуда ты знаешь, чего хочет Бог? Откуда ты, черт возьми, знаешь?

Упрек Фебы поверг Джули в состояние странного смятения, смешанного с гневом. Да, конечно, она не может сказать наверняка, что Богу улыбается ее Закон Неопределимости, но Феба не имеет никакого права так ее поносить.

— Интуиция мне подсказывает, что это так. — Дрожа от досады и огорчения, Джули взяла в руки череп и просунула в глазницы большие пальцы. — Поверь, если я начну творить чудеса, колесо прогресса повернется на тысячу лет назад.

Словно сорванец, стащивший яблоко с фруктового прилавка, Феба украдкой потянула третью «Баккарди».

— Знаешь, ты права, Кошка, тебе этот храм действительно больше не нужен. У тебя теперь целая теория имеется, чтобы оправдать свое бездействие.

Джули почувствовала, что мозги у нее трясутся, как желе.

— Я отнесу эту глупую ремарку на счет выпитого рома.