влажными каплями. Бедра невинно раздвинулись – вполне достаточно для того, чтобы смелая, но нежная рука могла коснуться интимных складок.

Ах, как же хотелось сделать это тотчас, немедленно! Но голос разума говорил, что совсем скоро на берегу появится кто-то из воинов.

Лахлан незаметно вздохнул и предупредил:

– Сюда идут.

Эмили лежала на воде с закрытыми глазами – так, как советовал учитель. Сейчас она испуганно заморгала и попыталась сесть, но тут же начала погружаться, и Лахлану пришлось подхватить ученицу.

Она снова лихорадочно уцепилась за его плечи и испуганно посмотрела на берег.

– Где? Кто? Никого не видно.

– Через несколько секунд появится.

– И вы, конечно, слышите шаги, – с изрядной долей ехидства заметила Эмили.

– Конечно, слышу.

Она нахмурилась и покачала головой:

– Не может быть.

– Но это так.

– Тогда нужно одеться.

Лахлан не двинулся с места, и Эмили пришлось его встряхнуть.

– Быстрее, пока сюда не пришли!

Лахлан и сам понимал, что надо спешить, однако тело отказывалось выполнить команду и выйти из воды. Едва задача научить англичанку плавать потеряла актуальность, вожделение победило здравый смысл. Волчья природа взяла верх и отчаянно требовала обладания восхитительным обнаженным телом.

– Лахлан!

Да, волку придется подождать – впрочем, так же как и мужчине. С нечеловеческой скоростью вождь вынес сокровище на берег и закутал своим пледом, словно одеялом. Теперь уже было хорошо слышно, что воин не идет шагом, а бежит: всего лишь через пару секунд появится из зарослей. Эмили схватила концы пледа, чтобы удостовериться в его надежности. Странное одеяние не предназначалось для женщины: хотя Лахлан был гораздо крупнее, ноги Эмили все равно оказались обнаженными. Он кинул ей платье и рубашку:

– Спрячься и оденься.

Махнул рукой в сторону кустов – они росли так густо, что могли бы скрыть даже от волчьего взгляда. А тот, кто бежал к озеру, был всего лишь человеком.

Лахлану незачем было принимать волчье обличье, чтобы издалека узнать запах Ульфа. Даже в образе человека чувства его оставались исключительно острыми, хотя и уступали звериным.

Эмили на лету поймала одежду и юркнула в заросли.

– А вы собираетесь встретить воина голым?

– Это мой брат.

Через мгновение плед приземлился примерно в футе от кустов.

– Оденьтесь.

– Пленницы не приказывают вождям.

– А я приказываю.

Наивная дерзость рассмешила. Да, такой женщины еще не приходилось встречать – ни среди волчиц, ни среди людей. Едва Лахлан успел поднять плед, как на берегу показался Ульф.

Брат выглядел хмурым, даже насупленным. Сам по себе факт не вызывал удивления: Ульф улыбался еще реже, чем сам Лахлан, – но вот откровенно осуждающий, даже обвиняющий взгляд раздражал. Ульф считал, что родство дает право открыто выражать собственное мнение, и вождю нередко приходилось ставить брата на место, пусть и в шутливой форме. Ведь он не виноват в том, что родился не оборотнем, а всего лишь человеком.

Лахлан сочувствовал Ульфу. Он был старшим из братьев, и именно ему в будущем предстояло возглавить стаю. Но когда настало время первого превращения, ровным счетом ничего не произошло. Отец не мог утаить разочарования; мать не скрывала радости и облегчения, а самому Ульфу пришлось смириться с неизбежным: вопреки всеобщим ожиданиям ему не суждено было стать вождем клана Балморалов. Присущие обычным людям признаки проявлялись с детства, однако отец отказывался их замечать и не уставал твердить, что оба его сына – волки.

Вождь ошибался. Способность к перевоплощению досталась лишь одному из мальчиков – младшему, Лахлану. Спустя всего неделю после первого волчьего полнолуния его начали готовить к ответственной роли вождя клана. Ульф не возражал. Он прекрасно понимал, что человеку не суждено победить в соперничестве с оборотнем. Оспорь он первенство брата, тот непременно бросил бы вызов. Не из стремления к превосходству и власти, а во имя блага клана.

Всю жизнь Лахлан заботился о сородичах. Чувство ответственности не угасло даже в эти минуты.

– Где она? – требовательно произнес Ульф, даже не поздоровавшись.

Лахлан слышал, как Эмили замерла. Даже перестала одеваться. Во всяком случае, затаила дыхание – наверное, для того, чтобы расслышать ответ.