В золотистых глазах мелькнуло мужское самодовольство.
– После встречи со мной?
– Может быть, – неуверенно произнесла Эмили.
– Мужчина должен быть большим… женщина маленькой. Безупречное соответствие. Так решила природа.
Но ведь он сам говорил, что познать это соответствие с ним ей не суждено. Эмили молча смотрела и изо всех сил пыталась совладать с желанием вытянуть руку и прикоснуться. Она никогда не предполагала, что способна на подобную дерзость, и все же едва сдерживалась.
– Хочешь дотронуться? – спросил Лахлан, словно читая мысли.
– Да.
– Ну так не бойся!
Эмили осторожно провела по клинку пальцем. Почувствовала ответное движение и непроизвольно отдернула руку. Лахлан засмеялся:
– Все в порядке.
– Но…
– Прикосновение очень приятно.
Она снова заглянула в глаза и увидела в золотой глубине такой же голод, какой испытывала сама. Неведомое, похожее на восторг чувство рождало смех… однако не обычный – настоянный на веселье, а смех чистой, ничем не замутненной радости. Эмили до сих пор не довелось познать мужчину. Она не могла назвать себя любимицей в отцовском доме. И все же судьба распорядилась так, что этот прекрасный и могучий вождь воинственного клана стоит перед ней обнаженным и сгорает, трепещет от неутолимого вожделения.
Удивительно! Непостижимо! Чудесно!
А Лахлан тем временем смотрел в фиалковые глаза и читал в них пробуждение женской чувственной силы. Лишь усилием воли смог он совладать с острой потребностью уложить желанную на спину и погрузиться в ту шелковистую влагу, которая – он нисколько не сомневался – ждала его между ног. Прекрасные глаза Эмили не замутил расчет, не затуманило сомнение. В прозрачной глубине хрустально- чистым светом сияло безмерное счастье.
Ей нравилась его реакция, нравилась собственная власть. Честный, открытый ответ, достойный волчицы, – хотя она всего лишь слабый человек, одна из дочерей Евы.
Нельзя забывать эту истину, как бы он ни увлекался. Он не возьмет ее целиком, не посеет собственное семя в ее чрево. Обещал не нарушить девственности, и сдержит данное слово. Тем более что обладание девственницей неизбежно налагало пожизненные обязательства, а он вовсе не собирался связывать себя неразрывными узами.
Как бы он ни желал эту женщину, ни за что не повторит роковую ошибку отца, ни за что не ступит на узкую, скользкую, извилистую тропинку страсти. Слишком опасными, слишком тяжкими могут оказаться последствия – не только для него самого, но и для всего клана.
Эмили нежно сомкнула пальцы вокруг пениса – так, словно делала это тысячу раз. Погладила.
– Вы такой мягкий.
– Мягкий? – недоверчиво переспросил Лахлан и вновь улыбнулся белозубой чарующей улыбкой. – Не может быть.
– Кожа, – пояснила она серьезно и искренне, без тени смущения. – Вам приходилось когда-нибудь касаться шелка?
– Ни разу.
– У нас в большом зале висят шелковые гобелены… вернее, висели… в доме отца. Сибил приказала повесить. Так вот, они такие же гладкие и тонкие – как воздух.
– Хочешь сказать, что я не более реален, чем воздух?
– О, конечно же, нет! Вы вполне реальны, господин. Но твердая реальность покрыта шелком. – Эмили снова провела пальцами по влекущему, доселе не изведанному естеству, однако на сей раз прошла путь от основания до вершины медленно, с чувственным вниманием.
Лахлан начал всерьез опасаться, что не выдержит и взорвется. Но гордость настоятельно требовала сначала доставить наслаждение избраннице. Еще ни разу в жизни он не терял самообладания, но сейчас даже тщеславие не смогло бы примирить тело и разум.
Лахлан сжал Эмили в объятиях и начал целовать, лишив малейшей возможности протестовать и сопротивляться. Впрочем, оказалось, что она и не думала ни о чем подобном. Напротив, ответные поцелуи обожгли нешуточной, вполне взрослой страстью.
Собрав воедино остатки воли, вождь заставил себя зайти в озеро – не раскрывая объятий, не прерывая поцелуя – и не остановился до тех пор, пока не оказался по пояс в холодной воде. Однако возбуждение достигло вершины: не подействовала даже эта крайняя мера. Лахлан содрогнулся от острой потребности немедленной и полной близости. Сделал еще несколько шагов – дальше от берега, глубже. Теперь он стоял в холодной воде по грудь, а Эмили погрузилась почти полностью. Только сейчас губы разомкнулись.
– Ну что, готова начать первый урок? – Слова прозвучали уверенно, энергично, хотя тело все еще оставалось слабым от неутоленного желания.
Эмили взглянула так, как будто не понимала, о чем он говорит. Но вот глаза расширились от страха, а из груди вырвался испуганный возглас.
– Я в воде! В ледяной воде! – Последние слова утонули в слезах.
Лахлан покачал головой.