Глава 40. Вы к ним со всей душой, а они… Просто слов нет!

Общий сбор.

Свершилось – пришёл, как говорится, и на нашу улицу светлый праздник.

Совет разработал в деталях план проведения. Мальчишки уже не только просились в отряд – они просто требовали, чтобы их немедленно приняли обратно.

Для командиров мы придумали специальные эмблемы – знак Главного Дела Дня. Теперь дети точно знали, что конкретно – общее, обязательное для всех – они будут делать в этот день, помимо обычных, рутинных, а также личных дел.

– Можно подумать, не сбор, а целый спектакль готовите, – весёленьким голоском прощебетала Татьяна Степановна, которая опять была не прочь стать моей «лучшей подругой». – Можно, я здесь сяду?

– Нет, это место занято, здесь будет сидеть Нора.

– Тогда где я буду сидеть?

– Садись где хочешь. Извини, мне сейчас некогда.

Эта суета вокруг нас уже начинала порядком утомлять. Все вдруг словно с ума посходили – даже год назад не было столько воплей и всхлипов по поводу успехов первого отряда. Теперь Татьяна Степановна вообще наизнанку была готова вывернуться – лишь бы засветиться рядом.

– Жаль, я хотела сесть к тебе поближе, – сказала она льстиво и слегка обиженно.

– Зачем? – спросила я с удивлением.

– Так лучше видно.

– Что – видно? Меня, детей? Все мы будем видны друг другу.

– Всё-таки это на спектакль похоже, да?

Она это не спрашивает, а как бы предполагает.

– Спектакль и есть. С импровизациями.

Вдоль окон, в ряд, – столы для изгнанников, возвращавшихся в отряд, и членов отряда, не предавшего его. На другой стороне – ряд стульев для повинившихся. Столы им не ставим – чтобы руки видеть. А по рукам несложно угадать, что человек на самом деле чувствует. Соединяем ряды длинным столом (сдвинули два обычных) для президиума. Это места членов совета. Я же буду сидеть в кресле напротив. Так замыкался периметр. Гости сядут вторым рядом, там же, где и члены отряда, вдоль окон. Все будут смотреть на президиум, а я буду смотреть на всех.

Таким образом, у меня самая выгодная позиция – все у меня под прицелом. На меня же им некогда будет смотреть. Уже вошли главные гости – Людмила Семёновна, Тамара Трофимовна и секретарь райкома партии. Поздоровались по-деловому, сели, где я указала. О чём-то между собой в тихую переговариваются. Для нас это был этапный сбор. И не потому только, что затянувшийся конфликт наконец разрешался – и вполне благополучно, а отряд восстанавливал свою целостность. Формально мольчишки всё ещё оставались вольными казаками. Но то, что сегодня они все вернутся в отряд и обязательно будет принято решение об их приёме, никто уже не сомневался.

Мы победили, и в этом тоже не было сомнений, наверное, ни у кого.

Вот и потеплели лица коллег… При встрече в коридоре они уже не отворачивались, не ускоряли шаг. Каждый спешил уверить меня в лучших чувствах. Надежда Ивановна, воспитательница второго класса, радушно улыбаясь, говорила вполне искренне, что всегда верила в нас.

– Общественное мнение ещё более ветрено и непостоянно, чем женщина!

Дебаты, ещё совсем недавно бушевавшие по поводу моих методов, вдруг как-то сами собой прекратились, словно нить оборвалась. Правда, о(б)суждений моих методик и нареканий в свой адрес в открытую я не слышала и раньше, но они всё же велись, и в пересказе я знала почти всё. Ну, были ещё летучки, когда Матрона или Татьяна Степановна начинали то с фальшивой печалью в голосе, то с плохо разыгранным негодованием вещать о том, что:

«С тех пор, как появился «этот первый отряд», всё в детском доме пошло кувырком».

Остальные, как правило, слушали молча, разглядывая нечто невидимое на полу или на противоположной стенке, и не выказывая ни малейшего желания опровергать версию директрисы, которую и озвучивали эти две дамы. Но и присоединяться к этому весьма жёсткому утверждению тоже никто не решался. Все отлично понимали, откуда ветер дует.

Матрона, нарядная и надушенная, с пышной причёской «хала» на макушке, перед началом общего сбора подошла ко мне и шепнула на ухо умильно-ласково, улыбаясь при этом весьма и весьма неформально – подчёркнуто искренне и задушевно: – Ну до чего же ты сегодня хорошенькая! (Теперь они все были со мной на дружеском «ты».) Ложь была во всём – и в льстивом взгляде её зорких менторских очей, и в голосе, паточно-сладком и оч-ч-чень дружелюбном (вот так и задушит в объятиях любви и дружбы!), и в самих её словах, фальшивых от первого до последнего звука… После почти месяца надрыв, когда по утрам еле с дивана сползаешь и никак не разлепить глаза – хоть руками держи, никто и никакими силами выглядеть «хорошенькой» не сможет! Однако противнее всего была эта их «домашняя» привычка – в неудержимом порыве братской любви и дружбы по-свойски приобнимать за плечи и порывисто прижимать к себе. Даже Людмила Семёновна такой трюк вдруг проделала вчера вечером, как раз перед уходом со смены. Я чуть не скончалась на месте от ужаса и отвращения, когда её припомаженные и расфуфыренные жиры порывисто прильнули ко мне…

Но вот сбор начался.

Я немного волнуюсь, но всё же уверена в детях – всё должно пойти как по маслу. И через час мы уже будет радостно брататься и пить зелёный чай с пирогами.

Слышу громкий шёпот Тамары Трофимовны и Людмилы Семёновны:

– А что это не видно того… лохмача? – Из бывших?

– Ну да, Голиченков, кажется, его фамилия.

– Всё в порядке, слава богу, посадили.

– А где сидит?

– Где все. Так спокойнее. Тсс… Начинают…

Вот это новость! Что называется, «под занавес куплет». Я об этом ещё ничего не слышала. Правда, его уже давненько не было в детском доме, исчез куда-то мой Солидатский Брат. Но Оля Тонких намекала, что на работу хотел вроде устроиться…

И я не очень беспокоилась по поводу его неявки на любимый кожаный «пост номер один» перед столовой. Но оказывается, вот оно что! За неделю с небольшим до этого ограбили бытовку Матроны. Сразу же почему-то указали на него, я же была уверена, что он здесь совершенно ни при чём. Тем более что в этот день он находился в Кузьминках, по моему поручению, а пришёл в детдом только на следующий день с докладом. Я просила его проверить один адресок – туда повадился бегать Медянка. Он мне ещё привёз оттуда роскошный, условно говоря, букет – точнее, веник дубовый с желудями. Так неужели загребли по подозрению в краже из этой злосчастной бытовки и уже успели посадить? Как это у них всё оперативно! Надо выяснить завтра же.

.. Сбор ведёт Кира, она председатель Совета. Командирша супер-класс. Уже вполне освоилась с обстановкой, на щеках румянец, голос звенит. Присутствие гостей придает ей ещё больше задора. Смотрит на меня – можно начинать? Киваю.

Кира командует зычно:

– Надюха, пригони пацанов.

Надюха встаёт и вразвалочку выходит. И вот уже из коридора доносится её густой, весьма бодрый басок:

– Заходи по одному. И чтоб Беев не лез первым.

Мальчишки, робко вытягивая шеи, гуськом выползают из коридора и осторожно забредают в отрядную. Идут еле-еле, нога за ногу цепляется, всем своим видом как бы говоря: шёл вот случайно, дай, думаю, зайду от нечего делать…

Вошли, стоят вдоль стены, однако, не садятся.

– Присаживайтесь! В ногах правды нет, – советует им Людмила Семёновна, приподнявшись со своего стула и придавив грудью ворох бумаг, лежавших перед ней на ученическом столе.

Беев с бесподобной наглостью уставился на неё.

– Во даёт! – говорит он непонятно кому, в пространство. Ему никто не ответил.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату