— Плевать я хотел на ваши справки.
— И опять, в принципе, правы… Но практически, раз уж механизм запущен, то остановить его можете только вы сами. Без вас никак не обойдется. Это вы должны понять. Не сейчас, так потом придется…
— Хорошо, — сказал я, — пусть потом. А сейчас у меня другие планы. Сейчас я намерен с вами распрощаться и выпить кофе.
— Говорю же, — улыбнулся Сергей Павлович терпеливо, — мы вас и отвезем, и привезем, и будете спокойно пить ваш кофе…
— Что-то не хочется, — буркнул я.
— Это понятно, что не хочется! Да уж надо, надо сделать над собой такое усилие. А профессор Копсевич — это, я вам скажу, величина! С ним поговорить, побеседовать — одно удовольствие… Знаете, как бывает: иной раз не сделаешь над собой усилия, а потом и сам жалеешь.
Если бы я почувствовал в его тоне хотя бы намек на угрозу, на нажим, то, вероятно, сразу завелся, а там уж — не знаю, что было бы… Но он был предельно доброжелателен.
— У нас, знаете, как бывает, — объяснял он, — не может человек сделать над собой усилие, так уж приходится помогать ему специальными средствами. Но тогда складывается совсем другая картина, нежели если он по собственному желанию…
— Что за средства? Смирительная рубашка?
— Да там у нас много всякого разного… Но главное, что совсем другая картина, — повторил он. — Тут уж надо подумать!
— Надо, — согласился я.
— А профессор Копсевич — умница, отменный специалист…
Я подумал, какая кутерьма поднимется, если я окажу сопротивление. Картина действительно выйдет другая; и пока все выяснится, пожалуй, уж и лечить начнут… Маман, вероятно, только того и добивается… Но я не так глуп, как она думает. Не так-то просто спровоцировать меня на эксцесс. Пусть в конце концов этот несчастный профессор побеседует со мной, и маман сама окажется в идиотском положении!
— А разве профессор в это время еще на работе? — спохватился я подозрительно.
— О, вы не знаете профессора Копсевича! — воскликнул Сергей Павлович. — Когда речь идет о здоровье и счастье людей, для него не существует времени! Сейчас же он с вами и побеседует!
— Стало быть, сам профессор… — пробормотал я для собственного успокоения.
— Сам! Сам!
Так или иначе, но я согласился и в сопровождении Сергея Павловича-врача, Петровича-медбрата да еще Юры-водителя, которого не успел толком разглядеть — только произвела впечатление его мощная шея, — я добровольно прибыл в лечебное учреждение.
Тускло освещенными переходами меня провели в отделение (причем Сергей Павлович отпер дверь отделения своим ключом, а затем, когда мы вошли, тут же запер) и подвели к столу с регистрационными журналами.
По коридору неспешно прогуливались больные.
— Это сумасшедшие? — не без благоговейного ужаса полюбопытствовал я шепотом у Сергея Павловича, ощущая себя в экзотической обстановке.
— Сумасшедшие, сумасшедшие, — небрежно процедил он сквозь зубы и, надев белый халат и усевшись за стол, разложил перед собой историю болезни, на обложке которой я успел прочитать свою фамилию.
Я хотел было еще кое о чем у него полюбопытствовать, но его прежний доверительный тон и разговорчивость сменились холодной, профессиональной деловитостью (да и его белый халат на меня действовал). Я решил не вязаться с вопросами, он же лаконично уточнил у меня некоторые анкетные данные, а затем долго что-то записывал в историю болезни… Что он там обо мне фиксировал — неизвестно, но именно неизвестность меня и удручала.
— Да, — сказал Сергей Павлович, — дайте-ка ваш паспорт.
(Медбрат Петрович все это время сидел рядом, продолжая читать газету, и лишь изредка бросал короткие хмурые взгляды, но не на меня, а на дефилирующих сумасшедших… Так флегматичный пастух короткими, как бы невзначай, щелчками кнута поддерживает порядок в своем мирно пасущемся стаде…)
Затем Сергей Павлович кивнул Петровичу, и они куда-то ушли (забрав с собой мой паспорт и историю болезни), а я остался и с невольной опаской стал коситься на сумасшедших, один из которых тут же приблизился и молча сел рядом. У него было лицо вполне нормального человека, но от этого мне сделалось как-то особенно не по себе: казалось, он вот-вот выкинет что-то исключительно безумное… Однако сумасшедший всего лишь вежливо и даже неуверенно попросил закурить. Я протянул ему сигареты; он хотел вытащить одну, но я сказал, чтобы он забирал всю пачку.
— Вам еще самому пригодятся… Здесь с сигаретами не очень… — интеллигентно предупредил он, помедлив воспользоваться моей щедростью.
— Ничего, берите! — настаивал я. — Мне не понадобятся. Я же сюда только с профессором побеседовать — и домой…
Но он, окинув меня странным взглядом, все-таки взял лишь одну штуку и, поблагодарив, отошел.
— Чудак вы! — крикнул я ему вслед. — Я же только с профессором побеседовать…
Более получаса я томился на больничной скамье, нетерпеливо озираясь вокруг, ожидая, что меня вот-вот пригласят на беседу к профессору. Несколько раз показывались какие-то медработники и исчезали, не проявляя никакого интереса к моей персоне. Меня начали одолевать нехорошие предчувствия. Из радиотранслятора в глубине коридора звучал Тихон Хренников.
Наконец появился медбрат Петрович и поманил меня пальцем.
— Айда, — сказал он. — Пойдем со мной.
Обрадованный, я вскочил и последовал за ним. Мы пришли в небольшую комнату тина кладовки, де какая-то тетя Маня перебирала узлы с бельем. Окинув меня хозяйским глазом, она сунула мне в руки больничную пижаму и халат, а под нош бросила безразмерные больничные тапки.
— Что такое?! — возмутился я, с отвращением отталкивая от себя это тряпье.
— Все свеженькое, чистенькое, сынок! — заверила меня тетя Маня. — Только что из дезинфекционно-прачечного пункта…
— Вы что — не слышали? — повернулся я к Петровичу. — Меня для беседы с профессором пригласили! И Сергей Палыч сказал…
— Сергей Палыч сказал! — передразнил меня тот. — Ты давай переодевайся по-быстрому, а тогда беседуй хоть с профессором, хоть с Господом Богом!
— Ты что, старик, ты давай веди меня к профессору! — занервничал я.
— Раз уж попал сюда, — мрачно проворчал медбрат, — делай что говорят, а не то… — Он угрожающе засопел и привычно показал кулачище.
— Переодевайся, сынок, не буянь! — подтвердила тетя Маня. — У нас должон порядок быть!
— К черту! — сказал я и, оттолкнув медбрата, быстро пошел обратно в отделение.
— Ну, сука, ты дождешься, — пообещал Петрович, поспешая вслед за мной. — Попадешь в отсек!
Серей Павлович уже сидел за столом и встретил нас удивленным взглядом.
— Сергей Палыч, я требую, чтобы меня отвели к профессору Копсевичу, как было обещано, — заявил я.
— Переодеваться не желает, сквернословит, толкается! — начал ябедничать Петрович. — Такой беспокойный пациент!
— В чем дело? — строго спросил меня Сергей Павлович.
— Я требую профессора!
— Что шумите, с ума сошли? Какой сейчас профессор? Вы мне так всех больных переполошите. Полчаса до отбоя осталось. Мы с вами так договоримся: вы сейчас переоденетесь и ляжете бай-бай, а завтра во всем разберемся, какой вам профессор нужен, зачем профессор…
— Профессор Копсевич! Светило и величина! Вы обещали!
— Обещал — не обещал… Вы лучше ложитесь спокойно спать. Утро вечера мудренее. Не заставляйте
