— О, она просто ангел! — тут же влез Сэшеа. — Я боготворю ее! Я не умею лукавить! Я весь — как на ладони. Такая простая и открытая славянская душа. Ничего не могу с собой поделать…
— Ладно, славянская душа, поехали! — сказал я.
— Нет, ты не смейся надо мной, — не унимался он. — Мне, может, и выгодней было бы кое-где вот так!.. (Он изобразил ладонью «рыбку») я бы, может, поменьше неприятностей имел…
Я вытащил его в прихожую и помог одеться.
— Нет, если честно, ты ж меня однажды предал, — говорил он, — значит, у тебя есть такая черта. Это характерная черта. Может, это у тебя в крови, а? Ты не обижайся, это от тебя не зависит…
— Может, тебе плохо челюсть зафиксировали? — спросил я.
Мы вышли на улицу.
— Он сразил меня абсолютно профессиональным ударом, — мычал Сэшеа. — И назвал кренделем. А я посидел в сугробе, потом пришел в себя и отправился в травматологический пункт. Там мне сделали рентген, диагностировали перелом и наложили специальную шину. Кстати, дьявольски неприятная процедура! Потом я купил вина и поехал к Оленьке. Мы с ней выпили, она посочувствовала мне… Душевно посочувствовала… Но отдаться не пожелала… Понимаешь? Она тебя любит!.. А ты любишь кого-нибудь?.. Плевать я хотел на масонов!.. Я приехал к тебе, чтобы спросить тебя: ты любишь кого-нибудь? А?.. А-а-а! — едко усмехнулся он. — Ты никого не любишь! Ты, масон!..
— Три часа ночи! Сейчас я тебя, пьяного дурака, брошу, а сам пойду спать, — пригрозил я.
— Ты, масон! Я тебя вычислил, но я тебя не боюсь.
Я повернулся и хотел уйти, но Сэшеа схватил меня за рукав.
— Не обижайся, друг! Это я тебя проверял. Прости! Просто мне вдруг померещилось, а что если и ты тоже… Не уходи!
Я плюнул и остался. Шоссе было пустынно. Я подумал, что, если мы не поймаем машину через десять минут, все-таки отведу Сэшеа ночевать к нам. Друг он мне или не друг?..
— Я тебе друг! — пробормотал Сэшеа. — Мы с тобой, в сущности, удивительно похожи. И судьбами, и мыслями, и вообще… Так похожи, что мне иногда просто жутко становится…
«Если бы тебе еще отдавались мои женщины, — подумал я, — мы бы прямо-таки двойниками сделались».
— А может быть, ты мой двойник? Как ты считаешь?..
Сэшеа продолжал что-то бормотать, но я уже не вслушивался. На шоссе появилась одинокая машина. Я выскочил на дорогу, чтобы ее остановить, но машина посигналила и проехала мимо. Меня начинало знобить от холода. Я повернулся к Сэшеа, чтобы веста его к себе.
— … сущности, мы оба паршивые идеалисты, — говорил он. — Мы, идиоты, обожествляли ее, а она, может, только того и дожидалась, чтобы ее поимел какой-нибудь фирмач-орангутанг, у которого бабок полные карманы…
— Что?! Ты о Жанке?
— Уверяю тебя, я этот тип скороспелок знаю. У них от рождения в прелестных головках место только для тряпок, а самая заветная мечта — выскочить за дипломата. Они от рождения шлюхи и сами лезут в автомобили к богатым дядям! Не нужно строить иллюзий, друг! Он ее увел, а я сидел в сугробе и видел!..
— Заткнись, дурак!
— Говорю тебе, к этому нужно относиться проще. К этому нужно подходить практически. Они только для того и нужны! Мне что ли тебя учить?.. Он ее увел в неизвестном направлении, и она с ним пошла! Пошла по рукам — прекрасно! Обломится нам обоим — и тебе, и мне!
Я несильно шлепнул его по физиономии, и он сел в сугроб.
— И впрямь крендель, — сказал я. — По твоим мозгам действительно прошлись НОГАМИ! КРЕНДЕЛЬ и есть!
Я повернулся, чтобы уйти.
— Что-о? — Сэшеа потрогал нос и посмотрел на испачканные кровью пальцы. — Но-оги?.. — Глаза его округлились от ярости. — Кре-ендель?.. — Он поднялся и что-то достал из кармана. — Подлец, я тебя убью! — крикнул он и раскрыл складной охотничий ножик за четыре рубля (который, по-видимому, после «покушения» положил в карман и носил с собой для самозащиты) и пошел на меня.
— Так и убьешь? — поинтересовался я; его разъяренный вид вызывал у меня смех. — Ну-ну… А ножик-то, кажется, я тебе подарил на день рождения?.. Ну что? Всё?.. — Я спокойно засунул руки в карманы и шагнул прочь.
Сэшеа тупо замычал и со злости ударил меня ножиком в зад. Довольно тупое лезвие запуталось в складках куртки и, лишь едва пропоров материал, сложилось и прищемило пальцы самому Сэшеа.
— Аи! — вскрикнули мы одновременно.
Скривясь от боли и громко выматерив своего идиота-друга, я потирал ладонью уколотое место и изгибался, чтобы рассмотреть, сильно ли повреждена куртка. Сэшеа же, выронив ножик и тряся пораненной рукой, забегал вокруг меня, не то извиняясь, не то угрожая. Я поднял ножик и забросил подальше. Потом схватил Сэшеа за шиворот, повалил и несколько раз ткнул физиономией в снег.
Сэшеа не сопротивлялся, а только оберегал ладонями свою сломанную челюсть и, отплевываясь от снега, стонал: «Подлец, подлец!» Потом я пинками выгнал его на дорогу и посоветовал возвращаться к жене. Он скулил и размазывал по щекам кровь и слезы. Он сказал, что никогда в жизни не простит мне моего поведения.
Когда я вернулся домой, Лора уже спала. В ванной я осмотрел ягодицу. Половина трусов была в крови. Этот идиот все-таки проткнул меня прилично. Я обработал царапину йодом и заклеил бактерицидным пластырем. Кровь как будто остановилась. Потом я разыскал у Лоры в сумке сигареты и, открыв на кухне форточку, закурил. О Сэшеа я больше не думал.
Сначала я думал о Жанке, а затем мои мысли сместились на Кома. Размышляя о его вчерашнем «припадке», я достал из «сумасшедшей библиотечки» жены учебник по психиатрии и принялся листать на сои грядущий главу о психических нарушениях при черепно-мозговых травмах. И сразу многое, как мне показалось, начало проясняться… Вот: «…эпизодические расстройства сознания и судорожные припадки… посттравматическая эпилепсия… следствие контузии (ушиба) или коммоции (сотрясения)» … «Да, — подумал я, — весьма похоже!..» Вот еще: «…припадки могут быть связаны с непосредственно травмирующими психогенными ситуациями, с физическими нагрузками и даже с изменениями погоды…» Весьма похоже!.. Далее. Масса любопытного: «…бредовые идеи, некритическое отношение к своим поступкам (Тут, впрочем, неясно — разве у нас, у нормальных людей, не бывает бредовых идей и некритического отношения к своим поступкам?.. Сплошь и рядом!.. Ладно, что там дальше…)…раздражительность, неуживчивость, гневливость, взрывчатость, склонность к бродяжничеству… Эти расстройства малообратимы…» Это хуже! Бедняга Ком!.. (Незаметно для себя, при помощи этой книжицы, я уверенно записывал Кома в сумасшедшие.) Что еще: «…алкоголизация, сексуальные расстройства…» (Нет, это уже что-то не то; это ему явно не подходит… Однако прочее исключительно точно характеризует.) И как отдаленный прогноз: «… травматическое слабоумие, снижение интеллекта, сужение круга интересов, которые перестают выходить за рамки собственного существования и удовлетворения естественных потребностей…» (Черт возьми, какая перспектива!.. Но опять-таки она, кажется, как раз замечательно подходит всем нам, обывателям, характеризует, так сказать, наше «бытовое слабоумие»: снижение интеллекта, заинтересованность только собственным существованием и удовлетворением естественных потребностей!)
Я выбросил окурок в форточку и закрыл учебник. Найденное для странностей Кома медицинское объяснение меня вполне устроило, и я решил, что пора прекращать потакать его фантазиям и уж конечно прекратить всякую нашу «конспиративную» деятельность.
И только я принял это разумное решение, как раздался телефонный звонок, пронзительно рассекший ночную тишину. Я поспешно схватил трубку.
— Антон? Уже успел добраться? Похвально! — услышал я.
— Ты?! — пробормотал я и сразу принялся оправдываться. — Ты не обижайся. Я ушел, ничего не сказав, потому что не хотелось нарушать твой сладкий сон. Понимаешь, я боялся опоздать с утра на
