намереваясь бежать к Витьке.

У киоска с газетами и журналами, который находился в десяти шагах от шереметьевского подъезда, стоял сам Витька и ненавистная Юлька Широкова в новенькой кожаной курточке и со свежеостриженными волосами, поблескивающими лаком. Судя по довольной Юлькиной физиономии, Витька, стоящий к Яне спиной, говорил Широковой что-то очень приятное. По чуть изменившемуся выражению лица бывшей подруги Яна поняла, что та ее заметила. Через пару минут Юлька, обворожительно улыбнувшись, вдруг взяла Шереметьева под руку и повела по улице прочь от Яны, и Кузнецова отчетливо прочувствовала на себе, что означает выражение «упало сердце». Ее сердце не просто упало. Оно рухнуло. И рухнуло не только сердце. Рухнуло все. Что «все», Яна, пожалуй, не смогла бы сейчас определить точно, но знала, что именно все пропало.

Она весь вечер звонила Витьке домой, как когда-то Самохиной после той памятной дискотеки. В конце концов Настя, его сестра, сказала ей в трубку:

– Слушай, Янка, ты уже достала! Говори, что передать. Я ему записку напишу, чтобы нечаянно не забыть твое важное сообщение. Отстань только! Я фильм смотрю!

Яна ничего передавать не стала, а решилась позвонить Юльке. Той дома тоже не было.

Она хотела заплакать и не смогла. У нее внутри что-то закаменело и выливаться слезами не пожелало. Яна тяжело плюхнулась на диван и уперлась бедром в забытый Колькой сверток. Хотела его развернуть, чтобы посмотреть, что забыл Брыкун, но... вот тут из ее глаз вдруг сами собой все-таки полились слезы. Она чуть сдержала их, но так, чтобы совсем не пропали, положила сверток до поры до времени на полку, удобно растянулась на диване, уткнулась лицом в подушку и только после этих приготовлений наконец с облегчением расплакалась.

Утром на ограде детского садика верхом никто не сидел. Яна решила подождать минут пять. Вполне возможно, что Витька немножечко проспал. Конечно же, он сейчас придет, надо только еще подождать чуть-чуть, самую малость.

Яна прождала не чуть-чуть, а целых пятнадцать минут. Шереметьев не пришел, а Яна опоздала в школу. Когда она, извинившись, вошла в кабинет истории, первым, что увидела, был торжествующе сияющий взгляд Юльки Широковой. Яна еле дождалась перемены.

Со звонком она с бешеной скоростью закинула в сумку учебник и тетрадь. Как назло, из рук выскользнула ручка. Пока она поднимала ее с пола, ситуация успела сложиться не в ее пользу. Когда Яна вышла в коридор, в рекреации, у окна, Юлька уже весело болтала с Шереметьевым. Яна уставилась Витьке в висок. Он, почувствовав ее взгляд, обернулся, приветливо махнул Кузнецовой рукой и опять повернулся к Юльке.

Яна подумала, что неплохо бы сейчас же выпить яду. Какого-нибудь кураре или, на худой конец, цианистого калия. Только вот... где его взять... На еще более худой конец можно съесть много-много всяких разных таблеток... У них дома их целая коробка. Там есть даже просроченные. Они для такого дела, наверно, особенно хороши. Яна пошла в гардероб и еле отвоевала у дежурных одиннадцатиклассников свою куртку. Когда вышла из школы на улицу, горько рассмеялась сама над собой. Зачем ей нужна была куртка? Простудиться перед смертью испугалась, дурочка...

– Слышь, Янка... – услышала она за спиной знакомый голос и нехотя обернулась.

Перед ней переминался с ноги на ногу Коля Брыкун.

– Ну, что тебе? – Яна состроила на лице такую гримасу недовольства и отвращения, что при других обстоятельствах Брыкун, в соответствии со своей фамилией, взбрыкнул бы и ушел, но только не сегодня.

– Слышь, Янка, – повторил он и виновато потер кончик носа, – я это... погорячился вчера... Извини.

– Извинила уже, – ответила Яна и хотела идти дальше, но Коля не дал, остановил словами:

– Погоди, дело есть... Ты это... серьги... те, с камешками... не могла бы вернуть? Все равно ведь такие не носишь... Сама говорила...

– Что, жаба задушила? – усмехнулась Кузнецова. – Они вроде и впрямь золотые. Интересно, где взял? Только не вздумай парить мне про прабабушку.

– Где взял, там уже нету. А надо бы, понимаешь, вернуть...

– Украл, что ли?

– Ну... не совсем... – замялся Брыкун. – Взял на время...

– Ну, ты даешь! «Взял на время»... По-моему, ты мне их вчера подарил. Или я ошибаюсь?

– Хотел подарить, это правда. Но раз ты не захотела взять, так какое тебе дело до всего остального?

– И правда, никакого, – согласилась Яна. – Пойдем, они у меня дома. Только имей в виду, что они сломаны. Ты их вчера так жахнул об стену, что два отлетевших камешка я даже найти не смогла. Наверно, закатились под шкаф. А его, знаешь ли, только подъемным краном можно отодвинуть.

Рассмотрев дома у Яны изувеченные серьги, Брыкун расстроенно присвистнул.

– Слушай, а ты не могла бы мне помочь? – Коля просительно заглянул Яне в глаза.

– Отстань от меня, Колька. – Яна нетерпеливо поглядывала на шкафчик, в котором у Кузнецовых хранилась коробка с лекарствами. – Мне не до тебя с твоими серьгами...

– Да это быстро... Сходишь со мной на пять минут к Шереметьевым и – все! Свободная птица!

– К Шереметьевым? – Яна удивилась так, что даже выронила ключик от вожделенного шкафчика. – Зачем мне идти к Шереметьевым?

– Ну, понимаешь... – Коля выглянул за дверь Яниной комнаты, никого не обнаружил за дверью, но на всякий случай спросил: – Мы одни в квартире?

– Одни! – Яна уже начала сердиться. – Что еще за тайны мадридского двора?

– Не мадридского, а графского! Небось, в курсе, что твой Витенька – граф?

– Никой он... не мой... – Яна уже чуть не плакала. – Что тебе надо, Колька? Валил бы ты отсюда! Без тебя тошно!

– Янка, я тебе сейчас во всем признаюсь, потому что мне нужна помощь. Только ты, смотри, – никому! Иначе мне крышка!

– Да говори ты наконец, в чем дело!

Коля с шумом выдохнул воздух и решился:

– Эти серьги – шереметьевское наследство. Фамильные. От графов каких-то из Москвы... из Останкина вроде...

– Как? – вырвалось у Яны. – У него вроде бы кольцо было...

– Верно, есть и кольцо, только мне показалось, что тебе больше понравятся серьги. В них золота больше и вообще...

– Так ты что... выходит... у Шереметьевых серьги украл?

– Понимаешь, я был в состоянии аффекта...

– Что-то слишком часто ты, Колька, последнее время приходишь в состояние аффекта! Тебе так не кажется?

– Я, когда тебя вижу, всегда в таком состоянии.

– Вот только не надо меня приплетать! Когда ты серьги прикарманивал, меня рядом не было, это я точно знаю!

– Зато ты всегда в моем сердце! – Трагическим жестом Колька прижал к груди руку, на ладони которой Яна успела увидеть написанные синей пастой физические формулы.

– Дурак! – покачала головой Яна. – Что ты от меня-то хочешь?

– Мне эти серьги Настька Шереметьева показала. Хвалилась своим богатством. И сейф показала, где они у них хранятся, и даже код назвала. Представляешь?

– Вот ненормальная! Зачем?

– Затем, что она в меня влюблена, вот зачем! Тебе кажется, что в меня влюбиться нельзя, а Настька ради меня на все готова, даже код папанин выдала.

– Ну и что? Я-то тут при чем? Отдай ей серьги – и дело с концом.

– Во-первых, мне не хочется, чтобы она знала, что это я их взял. Я вчера битых три часа от них отнекивался. А теперь оказалось, что они еще и сломаны... У меня нет денег чинить золото...

– Слушай, Брыкун, какое мне до всего этого дело? – Яна вдруг почувствовала, что Колька ей смертельно