вполне довольный собой вышел за дверь шикарной квартиры «графьев» Шереметьевых. Ну, держись, Витька-граф! В дело вступает Николай Брыкун! Мало тебе не покажется! Не видать тебе Янки как своих ушей!

Когда от Витькиного винтового перелома осталась одна лишь легкая хромота, Яна опять задумалась о Князеве. С Шереметьевым время, конечно, проводить неплохо, но он всего лишь друг, а Яне хотелось любви. Ей хотелось умирать от восторга. Ей хотелось постоянно находиться в том трепетном состоянии, в которое она приходила, когда общалась с Юрой.

Она завидовала Самохиной самой черной завистью и считала, что Князев для Таньки – тот самый «корм», который, согласно пословице, «не в коня». Разве глуповатая Танька может в полной мере оценить то счастье, которое нежданно-негаданно свалилось на ее голову? Да у нее и органов чувств таких нет!

Значит, Яне надо срочно что-то предпринять. Дело явно пущено на самотек.

Приближалось очередное Восьмое марта. Яна, прочитав один переводной французский роман про любовь, решила устроить у себя дома так называемое суаре– небольшую вечеринку на четверых, аналогичную описанной в книжке. Когда принципиальное согласие всех званных ею в гости было получено, она принялась за подготовительную работу. Первым делом спросила Самохину:

– Тань! Как у тебя дела с Князевым?

Танины щеки моментально окрасились нежно-розовым, и она проникновенно, но односложно ответила:

– Хорошо.

– А поподробнее можно? Мы все-таки подруги! – Яна с самым ангельским выражением лица заглянула в глаза Самохиной. – Я же за тебя переживаю...

– Не надо переживать, – улыбнулась Таня. – У нас действительно все хорошо. Я тебе знаешь, как благодарна! Если бы ты не настояла тогда, я бы его не пригласила, и ничего, наверно, не было бы...

– Вот это-то меня и беспокоит, – осторожно заметила ей Яна.

– Беспокоит? – недоуменно приподняла бровки Таня. – Почему?

– Понимаешь... ты его пригласила на танец – и он сразу твой... А если бы его пригласила какая-нибудь другая девочка, то что? Он и с ней согласился бы крутить роман?

Танино лицо из умиротворенного стало испуганным. Такие вещи ей, разумеется, в голову не приходили, а Яна, между тем, продолжала развивать свою мысль дальше:

– Поэтому я предлагаю его проверить!

– Кого?

– Князева, конечно! Кого же еще!

– Зачем?

– Как это зачем? – пришла в возмущение от Танькиной бестолковости Яна. – Ты же не хочешь, чтобы на следующей дискотеке его перехватила и увела за собой какая-нибудь другая красавица?

– А ты думаешь, что такое может быть?

– А почему бы нет, если он такой податливый... Вдруг та, которая пригласит его танцевать, будет красивее тебя? Ты такой вариант не рассматривала?

– Не рассматривала...

– А надо бы!

Таня в ужасе от перспективы, которую ей легкими мазками обрисовала Яна, выглядела уже не просто испуганной, а совершенно больной.

– И что ты предлагаешь? – прошептала она.

– Я предлагаю... так сказать... протестировать его на нашем суаре...

– Как?

– А очень просто! Ты сделаешь вид, что заинтересовалась Шереметьевым. Пригласи его на танец, пощебечи с ним. А я тем временем займусь Князевым.

– Что значит – займешься? – Танино лицо от страха за свою любовь теперь стало синевато-белым.

– Я попробую его самым грубым образом завлечь. Если поддастся, значит, он – пошлый предатель и не стоит твоего мизинца!

– Может быть... не надо его специально провоцировать? – высказала вполне здравую мысль Таня, что Яне очень не понравилось. «Ох, не так проста Танька, как прикидывается...» – подумала она, а вслух сказала:

– Надо, Татьяна! Те самые посторонние красавицы с дискотек будут его еще покруче провоцировать. И надо, чтобы у него против них выработался стойкий иммунитет.

– А как же Витя? Ему же не понравится, что ты с Юрой... – Таня даже зажмурилась, представив Яну с Князевым.

– С Витькой я сама разберусь. Ты за меня не волнуйся.

– Яна, а как же... что же... если Юра, как ты это называешь, поддастся... то ты станешь с ним встречаться? – Голос Самохиной вдруг зазвенел так, что стало ясно – она сейчас разрыдается.

– Ну... Я думаю, до этого не дойдет, – успокоила ее Яна, а сама подумала: «Еще как буду! Мало тебе, „подружка“, не покажется!»

Суаре Яна продумала до мелочей. Несмотря на то, что праздник не являлся Новым годом, она накупила и расставила по всей комнате множество свечей, клятвенно заверив родителей, что неустанно будет за ними следить и пожара не наделает. По маминой книге рецептов безалкогольных напитков наготовила всевозможных флипов, коблеров и физов. Соседа, одиннадцатиклассника Дениса, на один вечер упросила установить у нее в комнате его светомузыку. Раздобрившись после выпитого стакана Яниного флипа «Восторг» с апельсином, шоколадом и мороженым, он кинул ей с барского плеча еще и парочку самых новых музыкальных дисков.

Но главным в деле подготовки к суаре были, конечно, не свечи со светомузыкой. Главным был собственный Янин облик. Гостей она встречала в двух, надетых одна на другую коротеньких блузочках из полупрозрачного разноцветного шифона и в бежевых брюках с цепью на бедрах вместо ремня. Свои пышные волосы она завернула в узел на затылке с несколько нарочитой небрежностью. Из-под заколки в художественном беспорядке выбивались тонкие прозрачные пряди, которые окутывали ее голову золотистой дымкой. Макияж был легким, ненавязчивым, но тоже тщательно продуманным: на веках бежевые тени, на скулах – перламутрово-сиреневатые румяна в тон одной из блузочек, на губах – нежно-розовый блеск для губ – в тон второй блузке, в пестроте которой главным цветом был розовый.

Яна еле подавила торжествующую улыбку, когда увидела Самохину в обыкновенных черных джинсиках и неопределенного цвета джемперочке с убогими бусками из какого-то блестящего пластика на шее. Яна перевела взгляд на Князева. Тот приветливо улыбнулся ей, но... без того восхищения во взоре, на который она рассчитывала. Обескураженная, она повернулась к Шереметьеву и наткнулась на такой все понимающий взгляд, что ей стало жутко. И Яна даже на миг пожалела о том, что затеяла.

Но благодаря тому же Витьке суаре задалось с самого начала в лучшем виде и жизнерадостном ключе. Он так весело шутил, сыпал анекдотами и смешными случаями из жизни, что Яна успокоилась и вновь обрела надежду на лучшее будущее. Когда салаты были съедены, а многочисленные безалкогольные напитки выпиты и похвалены, Яна решила, что пришла пора действовать. Она вставила в музыкальный центр Денисов диск и подмигнула Самохиной. Таня, безропотно повинуясь, встала с места и с деревянной спиной двинулась приглашать Шереметьева на танец. Витька удивился, потом бросил быстрый взгляд на Яну, усмехнулся, но все-таки повел Самохину к окну, где было выделено свободное место для танцев. Яна пригласила Князева, еще более, чем Витька, пораженного происходящим. Шереметьев со своим несокрушимо веселым характером действовал на руку Яне. Он что-то оживленно рассказывал на ухо Таньке, которая смеялась, уткнувшись ему в плечо.

– Ну и как тебе все это нравится? – наконец решила обратиться к Юре Яна. Несмотря на иронию, которую она постаралась вложить в свой вопрос, чувствовала она себя далеко не так уверенно, как спрашивала.

– Что именно? – отрывисто и резко спросил он, и по этой резкости было видно, что он очень хорошо понимает, о чем идет речь.