– А именно то, как твоя Татьяна воркует с Шереметьевым, – ядовито вымолвила Яна.

– А что здесь такого? Витька мой друг и не позволит себе ничего лишнего...

– Он-то, может, и не позволит, а вот она...– Яна изо всех сил держала многозначительную паузу.

Юра не выдержал ее длительности и спросил:

– Что она? Что ты хочешь сказать?

– Ну... это же она его пригласила... Она... вообще, как видишь, любит приглашать...

– Что ты хочешь сказать? – повторил свой вопрос Юра, и Яна увидела, что он еле сдерживается, чтобы не отправиться к Тане выяснять отношения немедленно же.

Видимо, их разговор стал громким, поскольку Таня отвернулась от Витьки и с испугом посмотрела в сторону Яны с Князевым.

– Видишь ее испуг, – шепнула Яна на ухо Юре. – Чует кошка, чье мясо съела. По-моему, нас с тобой хотят здорово подставить.

Князев молчал, но Яна видела, как кривятся его губы. Она решила, что настал подходящий момент, и еще раз шепнула:

– Я тебе, Юра, предлагаю действовать их же гнусными методами.

Князев непонимающе и все так же молча уставился ей в лицо. Момент стал еще более удобным, и Яна жестом киноактрисы из недавно виденного фильма про любовь провела кончиками пальцев по его щеке. Юра вздрогнул. Яна тоже готова была грохнуться в обморок. Момент был решающим, но тут кончилась медленная мелодия, и в наступившем из-за этого замешательстве все было потеряно.

Следующим номером программы Денисового диска была ритмичная быстрая музыка, и все участники суаре вынужденно объединились в кружок. Каким же невеселым получился этот веселый танец! На бедной Таньке, как говорится, лица не было вообще, Князев с мрачным и растерянным видом смотрел в пол, а Яна продолжала рукой чувствовать Юрину щеку и ничего не видела вокруг себя. Один Шереметьев четко осознавал происходящее, но никак не мог сообразить, что лучше предпринять для снятия ненужного напряжения. В конце концов он взял с журнального столика два оставшихся коктейля и с очередной шуточкой решил предложить его девочкам. Поскольку Самохина находилась к нему ближе, он протянул ей стакан первой. Этого оказалось достаточно, чтобы раздосадованный Князев, ни на кого не глядя, выскочил из комнаты. Все вздрогнули, когда за ним с грохотом закрылась входная дверь. Танька беспомощно посмотрела в глаза Яне.

– Ну вот! Видишь?! Что и требовалось доказать! – не очень уверенно сказала ей Кузнецова, потом покосилась на Витьку, который разглядывал ее с большим интересом, и решила дальше не продолжать.

Самохина всхлипнула и бросилась за дверь вслед за Князевым.

– Не вздумай его догонять! Он того не стоит! – бросила ей вслед Яна.

– Неужели тебе ее не жаль? – спросил ее Витька, когда они остались одни.

– У меня нет другого выхода, – удрученно ответила она и содрала с волос съехавшую набок заколку.

– Если он тебе до такой степени нравится, то, может, мне стоит за тебя похлопотать перед ним?

– Ты лучше смотри, как бы он тебе физиономию не намылил, – усмехнулась Яна.

– Да-а-а, это вполне возможный вариант...

– Слушай, Витя, – Яна решилась поговорить с ним начистоту, – я понимаю, что поступаю с Танькой мерзко, но мне действительно очень нравится Князев. И если ты действительно можешь мне помочь, то помоги, а не... рассуждай...

– Н-не знаю... подумаю, – сразу стал серьезным Витька и тут же ушел вслед за остальными.

Яне не осталось ничего другого, как броситься на диван и разрыдаться.

После Яниного суаре Князев вдрызг рассорился и с Шереметьевым, и с Самохиной. Танька ходила бледная, как привидение, замедленная и безучастная ко всему. Князев, низко опустив голову долу, пробегал в коридорах школы мимо Кузнецовой мелкой рысью и делал вид, будто с ней не знаком. Яна чувствовала себя больной от собственной мерзости. Когда она с помощью лисьей хитрости подослала Таньку к Юре, никому, кроме нее самой, хуже от этого не стало. Самохина с Князевым подружились, им было очень даже здорово вдвоем, и лишь бедная Яна мучилась ревностью и разочарованием в собственных умственных способностях. А сейчас плохо было всем четверым. Витька, правда, присутствия духа не терял и, что Яне было очень странно, не испытывал к ней чувства неприязни.

– Неужели ты на меня совсем не злишься? – спросила она его.

– Чего мне на тебя злиться? Ты меня к своим штукам не привлекала, – ответил Шереметьев. – Я сам по себе.

– А за... эти... штуки... я тебе даже не противна?

– Ну, мне они, конечно, не нравятся, чего уж там говорить... – Витька покусал губы в раздумье, а потом вдруг, резко вскинув на нее свои коричневые глаза, сказал: – Но я был бы не прочь, если бы из-за меня девчонка так страдала и пускалась на всякое такое...

Яна покраснела и отвела глаза в сторону. Из-за Витьки ей что-то совершенно не хотелось предпринимать ничего подобного. Даже жаль. Он, в сущности, очень неплохой парень. А уж друг – лучше некуда!

– А что Самохина? – спросил Шереметьев. – Тоже с тобой теперь не общается?

– В том-то весь и ужас, что она на меня совершенно не сердится. – Яна зябко поежилась. – Представляешь, она даже говорит, что благодарна мне за то, что я помогла ей разглядеть истинную сущность Князева!

– И какая же у него сущность? – усмехнулся Витька.

– Танька теперь считает, что у него сущность собственника и одновременно предателя.

– Не слабо! А ты тоже так считаешь?

– Ничего я не считаю... Я совершенно запуталась, Ви-и-итя-я, – простонала Яна и с трудом удержала опять готовые хлынуть слезы.

Дни шли за днями, а расстановка сил практически не менялась, если не считать того, что все немного успокоились. Татьяна Самохина приобрела нормальный цвет лица и перестала хвататься за Яну обеими руками, когда в конце школьного коридора появлялся Князев. На все предложения Кузнецовой еще раз попытать счастья, пригласив его на танец в «Вираже», Танька отрицательно мотала головой и зацикленно твердила «никогда!» и «ни за что!».

Сам Юра на Самохину больше не смотрел, но зато иногда стал поднимать голову на Яну и от случая к случаю здороваться. Однажды он задержал на ней свой взгляд дольше обыкновенного, и внутри у нее тут же все оборвалось, будто она резко ухнула вниз в кабинке ужасного аттракциона «Сюрприз», в которую сдуру забралась прошлым летом. И после этого князевского взгляда, как и после «Сюрприза», Яна долго еще ощущала слабость в ногах и полное смятение в голове. Неужели? Неужели что-то сдвинулось с мертвой точки? Или ей это только показалось?

На следующий день стало ясно, что она все поняла правильно. Когда они с Таней после занятий вышли на школьное крыльцо, от стены отделился Князев и, демонстративно не замечая Самохину и глядя только на Яну, спросил:

– Можно с тобой поговорить?

Как в окружающем пространстве растворилась Танька, Яна даже не заметила. Она вошла в такой нервный штопор, в какой ее не смог бы ввести даже «Сюрприз» повышенной степени сложности. Она молча, марионеточными шагами спустилась с крыльца и пошла рядом с Князевым, стараясь не касаться его даже краем одежды из опасения, что может тогда ненароком шлепнуться в обморок.

– Мне показалось... – начал Юра, покосился на застывшее лицо Яны и замолчал.

Она с трудом разлепила непослушные губы и спросила:

– Что тебе показалось?

– Мне показалось, что ты... то есть что я... Впрочем, я, наверное, ошибаюсь... – полузадушенным голосом произнес он и опять замолчал.

Яна поняла, что он волнуется не меньше ее. Это помогло ей выйти из штопора, и она решила помочь Князеву:

– Тебе не показалось. Все так и есть.