– Да, это я. Я... я напугал ее, и мне бы хотелось иметь возможность извиниться.
– О, сеньор, нет.
Она шире открыла дверь. Ада безвольно лежала на полу. Ее волосы рассыпались по плечам, почти скрывая лицо, влажные пряди прилипли ко лбу. Платье лежало кучей рядом с пустой ступкой и пестиком.
Весь воздух как будто вдруг вышибли из его легких. Ошеломленный, сраженный, он бессильно прислонился к дверному косяку.
– Здравствуй, Габриэль, – произнесла Ада голосом таким же туманным, как ее одурманенные глаза. Однажды он уже видел такое выражение на ее лице. – Ты не должен быть здесь.
– Святые угодники, Бланка! Как давно она такая?
Бланка нервно смотрела то на него, то на Аду.
– Я вернулась с полуночной мессы и нашла ее.
– Она спрашивала меня?
– Нет, сеньор. Она сказала, что я не должна беспокоить вас.
Бланка явно колебалась, ее щеки стали пунцовыми.
– Есть что-то еще, да? Что она сказала?
– Она сказала, что вы были в плохом настроении и она захотела получить удовольствие в тишине и покое.
Габриэль кивнул, медленно, как будто шея плохо двигалась. Она приходила к нему, но зачем?
Ада расхохоталась как безумная. По его рукам пробежала дрожь. Бланка перекрестилась и хотела подойти к Аде, но Габриэль положил руку на ее плечо.
– Бланка, ты доверяешь мне?
Она просто кивнула.
– Мне нужно остаться с ней сегодня ночью, – тихо сказал он. – Ты понимаешь? Никто не должен знать.
– Конечно, сеньор. – В ее черных глазах было поровну доверия и страха. – А вы сможете помочь ей?
– Смогу, – ответил он.
Бланка надела плащ и завязала шнурки на шее.
– Я буду спать в часовне. Найдите меня там, если что-то понадобится.
– Ты уверена?
– Да. Позаботьтесь о ней сегодня.
С этими словами она ушла. Лязгнула щеколда, запирая его наедине с Адой.
– Где он, что от него осталось?
– Ничего не осталось, – сказала она; ее лицо было спокойным и безмятежным. – Только ступка. Такая невинная теперь. Безвредная. И теперь ты тоже не можешь повредить мне.
Габриэль опустился на колени и ласковым движением убрал волосы с ее лба.
– Кто это сделал? Кто дал тебе опиум?
Глаза, наполненные звездами, встретились с его глазами. Ничего от Ады не осталось в этом ликующем взгляде. Однажды они уже победили этого демона, но он вернулся, чтобы снова украсть ее.
– Друг, – ответила она. – Тот, кто любит меня больше, чем ты.
– Фернан.
Она улыбнулась, как будто делясь секретом.
– Возможно.
Он взял ее на руки и поднял с пола. Она уютно устроилась у него на груди, улыбка все еще играла на ее губах. Ее лицо было желтоватым, словно восковым.
Изо всех сил стараясь прогнать сомнения, или по крайней мере запереть их на несколько часов, он постарался набраться сил для того, чтобы сидеть с ней всю ночь не смыкая глаз, потому что ее эйфория не будет продолжаться вечно. Он устроился с ней на кровати, опираясь о стену, несмотря на огненную боль в спине. Ада сразу же свернулась калачиком, голова на его груди, и стала тихо что-то мурлыкать под нос.
– Я никогда не хотел этого для тебя. – Он поцеловал ее в макушку. Ее пот пах сладковато, совсем не так, как всегда. – Я загнан в ловушку, но хочу, чтобы ты была свободна.
Он не ждал ответа. Расстояние между их умами было слишком велико – его корчился от сожаления, а ее парил где-то высоко. И все же она вздохнула и прошептала:
– Но я не нужна тебе.
Габриэль притянул ее ближе и закрыл глаза, однако он не спал. Пульсирующая боль в спине не отступала, а буря в его голове не утихала. Ему нужно решить, что делать с ее падением.
А когда придет рассвет, он убьет Фернана.
Глава 23
Она вернулась к нему перед самым рассветом. Слезы потекли еще до того, как она открыла глаза, увлажняя ткань его туники и сжигая все его решения – даже те, в которых он был уверен. У ее слез была эта сила. Когда сидел, баюкая ее безжизненное тело, он чувствовал себя обнаженным и беззащитным.
Ада всхлипнула на его груди:
– Что я наделала?
– Тише, inglesa. Ты совершила ошибку, не более того.
Ее лицо сморщилось, и она стала тереть кулаками покрасневшие глаза.
– Ты должен ужасно злиться на меня. Я сама в ярости.
– Ада, успокойся. Мы знали, что этот путь будет трудным, полным препятствий.
Габриэль приподнял ее, усаживая, и немного отодвинул от себя. С облегчением оторвавшись от стены и сменив позу, он потряс затекшей правой рукой, чтобы вернуть ей чувствительность. Ада задрожала, и Габриэль накинул ей на плечи плащ.
– Можно мне воды? – попросила она.
Он подал ей кружку. Ада выпила жадными глотками. Даже от этого небольшого усилия она устала и обессилено прислонилась к стене. Ее лицо сияло неестественной бледностью на фоне черного шерстяного плаща. Потрескавшиеся губы распухли.
Но глаза... Проблеск жизни проглядывал откуда-то из глубины этих смертельно усталых глаз. Несмотря на усталость она была собой. Это была Ада. И ему хотелось держать ее взаперти в этой комнате до тех пор, пока она не поклянется никогда больше не покидать его.
Он окаменел. Какое он имеет право ожидать таких обещаний? Он вел себя как безумный. С самого прибытия в Уклее он делал все возможное, чтобы отдалиться от нее, от искушения, которое она собой представляла.
– Ада, зачем ты вчера приходила ко мне? Ты помнишь?
Ее затуманенные синие глаза широко открылись и пробежали по комнате.
– Где Бланка?
– Она ушла в собор, когда я предложил посидеть с тобой до рассвета. – Он мягко взял ее за подбородок. – Пожалуйста, Ада. Я такой, каким ты видишь меня сейчас, не... не такой, каким был вчера. Зачем ты приходила в мою келью?
Она оценивающе посмотрела на него, заглядывая глубоко в душу.
– Ты напугал меня, – сказала она. – Ты знаешь это?
Он закрыл глаза, но остался спокойным. Она заслужила его унижение, не какую-то фальшивую демонстрацию презрения, чтобы скрыть стыд и уязвленную гордость.
– Да, я напугал тебя, – сказал он. – Знаю это и прошу прощения. Я мог ранить тебя. Не потому что злился, а потому что не хотел, чтобы ты видела меня. Таким.
Она наклонила голову.
