– Я рада, что ты здесь, Бланка. Ты напоминаешь мне мою сестру, а это напоминает, насколько сильно я скучаю по ней. Без тебя я бы не знала, что делать с собой, учитывая выбор между одиночеством и Габриэлем.

– Это зависело бы от его настроения.

От громкого стука в дверь Ада испуганно вздрогнула и прижала перевязанную руку к горлу.

– Inglesa? Могу я поговорить с тобой?

Лицо Ады потеряло и без того скудные краски, а потом ее щеки стали пунцовыми.

– Думаешь, мне надо открыть дверь и посмотреть, в каком он настроении? – спросила она.

– Только если я смогу спрятаться под кроватью, – ответила Бланка.

– Трусиха.

– Это не моя битва.

Габриэль постучал снова так, что тяжелая дверь задрожала.

– Ада? Ты там?

– Что до его настроения, то он, кажется, сердит, – заметила Бланка.

– Недружелюбен – это как минимум.

Нет, подумала Бланка. Его голос был точно такой, как лицо Ады, – покорный, усталый и невероятно грустный.

Габриэль стоял на пороге. Она не видела его так близко с той ночи в оружейном зале, и ее жадные глаза буквально впитывали его образ.

Как мог он прятаться среди мужчин, которые и вполовину не сравнятся с ним ни ростом, ни силой? Как мог он ждать, что обретет свое место здесь? И как он мог стоять здесь, как будто их свидания у реки никогда и не случалось?

Но, если уж на то пошло, как могла она?

Ада снова посмотрела на него. Беспокойство заглушило его силу и отстраненность. На его лице отражалась усталость, щеки запали. Губы потрескались. Разве статуи могут уставать? Нет, это могут только люди – такие, как Габриэль, осаждаемый демонами, такими же злобными и жестокими, как ее собственные.

Недремлющее воспоминание о ночных кошмарах заслонило ее зрение. Камера в темнице и огненная боль. Одиночество. Ужас. А над осколками ее прошлого эти новые сны, отягощенные сожалением и желанием – сожалением о том, что покинула свою сестру и так плохо обращалась с Джейкобом,, и желанием обрести хоть немного покоя. Будет это опиум или Габриэль, ей все равно. Они оба приносили ей столько же несчастья, сколько наслаждения. Необходимость обходиться без того и другого медленно сводила ее с ума.

– Габриэль, – сказала она, убирая настороженность из своего голоса. – Я не ожидала увидеть тебя сегодня, поскольку ты изо всех сил стараешься избегать меня.

Ей хотелось дать ему пощечину, причинить боль, заставить закричать. По меньшей мере ей хотелось доказательства, что ее слова дошли до него. Его мощное воздействие на ее жизнь оказалось сокрушительным, каждая ее мысль обращалась к нему.

– Могу я поговорить с тобой, Ада?

– Мы уже сказали друг другу вполне достаточно.

Габриэль вошел в комнату, заполнив собой все пространство.

– Я хочу рассказать тебе, – тихо произнес он. – Все.

Она окаменела. Он предлагает... что именно? И хватит ли у нее смелости выслушать это?

Она сжала пальцы на здоровой руке.

– Ты ждешь, что мое любопытство пересилит все?

– Пожалуйста, inglesa.

Для экспериментов сестры Ада с трудом набиралась терпения. Она помогала ей по обязанности, но также потому, что случайно Мег открывала потрясающие вещи – неожиданную красоту и ярость, извлеченные из естественного мира. Едва заметное изменение в лице Габриэля напомнило ей о тех моментах чуда.

Уговаривая себя не отвечать на его мольбу, она вспомнила момент, когда сама умоляла его, загнанная в угол архиепископским лекарем и его инструментами для кровопускания.

Она кивнула и хотела выйти с ним в коридор.

– Нет, пожалуйста, останься! – воскликнула Бланка. Надев плащ, она накинула капюшон и направилась к двери, – Думаю, сегодня я все-таки прогуляюсь в город.

Ада посмотрела в черные непроницаемые глаза подруги, видя в них только заботу, сочувствие и немножко любопытства. Невероятный друг в невероятном месте. Сжимая руку Бланки, она вздохнула чуть спокойнее:

– Будь осторожна.

Бланка бросила предостерегающий взгляд на Габриэля.

– И ты тоже.

Когда Бланка ушла, между ними повисло молчание, колющее и раздражающее. Ада взяла головной убор, позаимствованный у одной канонисы, и закрепила на волосах. Его глаза следили за каждым ее движением.

Ее взгляд метнулся по комнате.

– Где мы можем поговорить? Я полагаю, орден не позволяет неженатым мужчинам и женщинам беседовать в личных спальнях.

– Нет, – выдохнул он. – Оружейный зал остается пустым. Солнце выманило всех на улицу.

– Очень хорошо. Мы подержим мечи и поговорим. Если ты не будешь честен со мной, я сохраняю за собой право быть твоим палачом.

Он моргнул и повернулся. Ада скорчила рожицу его спине, проклиная его суровость. Одна улыбка. Не такая уж большая просьба.

Ада шла за ним по бесконечным коридорам, весеннее кастильское солнце пробивалось сквозь окна. Мужчины в монашеских одеяниях проходили мимо них в молчании, опустив голову, несколько женщин во дворе работали на грядках.

Габриэль закрыл дверь в оружейный зал. Ада пристально смотрела на него. Нет смысла облегчать ему жизнь, что бы он там ни хотел рассказать.

– Я хочу поведать тебе о моем прошлом, – начал он. – Я должен, потому что только так ты сможешь понять, насколько это важно – чтобы я остался здесь.

– Почему я должна понять?

Он скользнул по ней своим темным взглядом. Жар пробежал по ее коже.

– Ты нужна мне, – сказал он. – Но этому не бывать. Поэтому ты должна понять. Помоги мне.

– Ты просишь, чтобы я помогла уничтожить тебя? Уничтожить нас обоих? – Она резко рассмеялась. – Ты помнишь, кто я? У меня есть скверная история уничтожения самой себя.

Он прижал кулак ко рту, глаза ни на секунду не отрывались от нее.

– Ты должна. Я должен.

Ада вскинула руки и глаза к потолку и увидела только холодные камни.

– Говори что должен сказать, Габриэль. Я не буду перебивать и не буду безрассудно искушать тебя. Давай покончим с этим, точно так же как мы оба хотим покончить с этим моим тюремным заключением.