ковыляю в сторону от гильзы и падаю на колени рядом с пластмассовой горкой. Подняв голову, я вижу вокруг себя десяток полицейских, у всех в руках оружие. Тот, в противогазе, который схватил Сэма, теперь упирается ему коленом в спину. Мегафон ревет:
— Не двигаться! Лечь на живот, руки на затылок! Вы арестованы!
Я кладу ладони на голову и вижу, как вдруг оживают машины, которые стояли вдоль улицы все время, пока мы здесь находились. У них включаются фары и красные проблесковые фонари на приборных панелях. Из-за угла с визгом вылетают полицейские машины, БТР с надписью «спецназ» на борту прыгает через бортик и резко останавливается посередине баскетбольной площадки. Из него в угрожающем количестве вываливаются кричащие люди, и тут кто-то бьет меня ногой в живот. На запястьях защелкиваются наручники. Я слышу над собой треск вертолета.
Мой ум выхватывает единственное объяснение, которое он может найти.
«Сара. Текстовые сообщения. Это была не Эмили. С ней разговаривала полиция». То немногое в моем сердце, что не разорвалось, когда Сара отстранилась от меня, теперь разбивается вдребезги.
Упираясь лицом в бетон, я качаю головой. Я чувствую, как кто-то вынимает мой нож. Чьи-то руки достают из-за пояса планшет. Сэма поднимают за руки, и мы на секунду встречаемся с ним взглядами. Не могу догадаться, о чем он думает.
Мне защелкивают браслеты на щиколотках, они соединены цепью с теми, что на запястьях. Меня рывком поднимают с земли. Наручники слишком тесные и врезаются мне в запястья. Мне на голову надевают черный мешок и завязывают на шее. Я ничего не вижу. Двое берут меня за локти, третий толкает вперед.
— Ты имеешь право хранить молчание, — начинает один из них. Меня уводят и бросают в машину.
24
Через пять минут я встаю с кровати и открываю шкаф, чтобы посмотреть, что с собой взять из одежды. Я держу черный свитер, когда решаю, что не могу не попрощаться с Гектором.
Я снимаю со стены чью-то куртку с капюшоном и пишу короткую записку Аделине: «Надо кое с кем попрощаться в городке».
Двойные двери выпускают меня на холодный воздух. Мне становится спокойнее, когда я вижу, что вся Кале Принсипаль уставлена полицейскими машинами и фургонами телевизионщиков. Могадорцы не станут ничего предпринимать, когда вокруг так много свидетелей. Я выхожу из ворот с накинутым на голову капюшоном. Дверь в доме Гектора приоткрыта, и я тихо стучу по косяку.
— Гектор?
Отвечает женский голос:
— Да?
Дверь открывается. Это мать Гектора, Карлотта. Ее черные с сединой волосы аккуратно уложены вокруг головы, лицо розовое и улыбающееся. На ней красивое красное платье и синий фартук. Из дома пахнет выпечкой.
— Сеньора Рикардо, а Гектор дома? — спрашиваю я.
— Мой ангел, — говорит она. — Мой ангел вернулся.
Она помнит, что я для нее сделала, как излечила ее от болезни. Я чувствую себя неловко под ее взглядом, но она тянется меня обнять, и я не противлюсь.
— Мой ангел вернулся, — повторяет она.
— Я так счастлива, что вам стало лучше, сеньора Рикардо.
Она льет так много слез, что скоро и мои глаза оказываются на мокром месте.
— Добро пожаловать, слезы, — шепчу я. Позади Карлотты слышится мяуканье, и из кухни ко мне бежит Наследие, с мордочки у нее капает молоко. Она мурлычет у моих ног, я наклоняюсь и глажу ее по пушистой шерсти.
— Когда у вас появилась кошка? — спрашиваю я.
— Она пришла ко мне под дверь этим утром. Она такая прелесть. Я назвала ее Фео.
— Рада с тобой увидеться, Фео.
— Хорошая кошка, — говорит она, теперь уперев руки в бока. — Вечно голодная.
— Я так рада, что вы нашли друг друга. Карлотта, извините, но мне надо идти. Мне нужно поговорить с Гектором. Он дома?
— Он в кафе, — говорит она. Должно быть, у меня на лице явно читается досада на то, что Гектор пьет в такую рань, потому что Карлотта добавляет: — Теперь только кофе. Он пьет кофе.
Мы обнимаемся на прощание, и она целует меня в обе щеки.
Кафе заполнено. Я готова открыть дверь, но столбенею. Гектор сидит за маленьким столиком, но я вижу его только краем глаза. Мой взгляд прикован к тому, кто сидит за тем же столиком напротив него: это тот самый могадорец, который был здесь прошлый раз. Теперь он чисто выбрит, его черные волосы стали каштановыми, но это точно он. Такой же высокий и мускулистый, такой же широкоплечий, такой же смуглый и задумчивый, с такими же тяжелыми бровями. Мне не нужно описание убийцы: я знаю, что это он, неважно, с усами или без, с высветленными волосами или нет.
Я отпускаю дверь и отступаю назад. О, Гектор, думаю я, как же ты мог?
У меня трясутся ноги и колотится сердце. Могадорец оборачивается и видит меня в окне. Я вся холодею. Я стою как вкопанная и не могу шевельнуться. Могадорец смотрит на меня, что заставляет обернуться и Гектора. Только вид его лица выводит меня из шока.
Я пячусь назад, поворачиваюсь и бегу. Почти тут же я слышу, что дверь кафе открывается. Я не оборачиваюсь. Если меня преследует могадорец, я не хочу об этом знать.
— Марина! — кричит Гектор. — Марина!
* * *
Со мной едут четверо полицейских. Я прикасаюсь кончиками пальцев к тяжелым наручникам. Я уверен, что, если захочу, то сумею их сломать или просто открыть при помощи телекинеза, но мысль о Саре лишает меня энергии, необходимой для такого предприятия. «Она не могла меня сдать. Пожалуйста, пусть это будет не она».
Сначала мы едем двадцать минут, и я понятия не имею куда. Меня выталкивают и сразу заталкивают в другую машину, которая, как я предполагаю, более надежна в плане безопасности и предназначена для более долгих поездок. Потом мы едем целую вечность — два, может, три часа, — и, когда мы наконец останавливаемся, и меня снова выталкивают, боль от мысли о том, что это могло быть из-за Сары, становится почти нестерпимой.
Меня ведут в здание. После каждого поворота приходится ждать, пока отопрут очередную дверь. Я насчитываю четыре. С каждым новым коридором воздух становится все более спертым. Наконец меня заталкивают в камеру.
— Сядь, — приказывает мне один из провожатых.
Я сажусь на бетонную кровать. С головы сняли мешок, но наручники остались. Все четверо полицейских выходят и запирают за собой дверь. Двое, что покрупнее, остаются сразу за дверью, а другие двое уходят.
Камера маленькая, три на три метра. В ней помещаются только покрытая желтыми пятнами кровать, на которой я сижу, металлический унитаз и такая же раковина. Больше ничего. Три из четырех стен сделаны из прочного бетона, на задней стене под самым потолком есть маленькое оконце.
Хотя матрац и грязный, я ложусь, закрываю глаза и пытаюсь собраться с мыслями.
— Джон! — слышу я крик Сэма.
Я тут же открываю глаза, кидаюсь ко входу в камеру и хватаюсь за прутья решетки.