Парадайз за ним. Только за ним. — Сэм подает мне планшет, и я смотрю на пустой экран. Я ощупываю пальцами каждый сантиметр. Я пытаюсь пустить в ход телекинез. Я прикладываю его ко лбу. Планшет не оживает.
— Дай я попробую, — говорит Сэм. Пока он крутит в руках блокнот, я рассказываю ему о лестнице, об огромном скелете с кулоном, о столе и о стене, увешанной бумагами.
— Шестая захватила горсть бумаг, но не думаю, что мы сможем их прочесть, — говорю я.
— Так у отца была тайная подземная берлога? — Сэм в первый раз за последние несколько часов улыбается и отдает мне блокнот. — Он был такой крутой. Очень бы хотелось посмотреть бумаги, которые взяла Шестая.
— Само собой, — отвечаю я. — Сразу после того, как я увижусь с Сарой.
Сэм в изумлении разводит руками.
— Что я могу сделать, чтобы ты передумал? Просто скажи.
— Ничего. Ты никак не сможешь меня остановить.
* * *
В последний раз я был дома у Сары в День Благодарения. Я помню, как шел по подъездной дорожке, а Сара махала мне из окна.
«Привет, красавчик», — сказала она, открыв дверь, а я еще обернулся, притворяясь, что она сказала это кому-то другому.
В два часа ночи ее дом выглядит совсем иначе. С темными окнами и закрытым гаражом он кажется холодным и пустым. Неприветливым. Мы с Сэмом лежим ничком у угла дома в его тени, и я не знаю, как собираюсь с ней говорить.
Я достаю из джинсов специально припасенный мобильный, который все последние дни был отключен.
— Можно писать ей эсэмэски, пока они ее не разбудят.
— Неплохая мысль. Действуй наконец, чтобы только мы могли поскорее уйти. Клянусь, Шестая нас убьет. Или, что еще хуже, целая стая могадорцев готова убить ее, а мы лежим здесь в траве и ждем сцены из «Ромео и Джульетты».
Я включаю телефон и набираю: «Я обещал, что вернусь. Ты не спишь?»
Я отправляю текст, мы считаем до тридцати, и я набираю: «Я тебя люблю. Я здесь».
— Может, она думает, что это подвох, — шепчет Сэм после очередного тридцатисекундного ожидания. — Скажи что-нибудь такое, что знаешь только ты.
Я пытаюсь: «Берни Косар по тебе скучает».
В ее окне зажигается свет. Мой телефон жужжит, принимая текст: «Это в самом деле ты? Ты в Парадайзе?»
Я так возбуждаюсь, что даже вырываю клок травы.
— Остынь, — шепчет Сэм.
— Не могу.
Я отвечаю: «Я снаружи. Встретимся на игровой площадке через 5?»
Телефон сразу же жужжит: «Я приду:)».
Мы с Сэмом прячемся за мусорным баком в конце улицы, когда видим, как Сара выходит на бетонную площадку. При виде ее у меня от нахлынувших чувств перехватывает дыхание. Она в двадцати шагах от нас, на ней темные джинсы и черная шерстяная куртка. На голову натянута теплая белая шапочка, но она не скрывает длинных светлых волос, и легкий ветерок треплет их по плечам. Единственная лампочка над площадкой освещает ее безупречную фигуру, и я тут же вспоминаю, что сам весь в грязи и могадорском пепле. Я делаю шаг из-за бака, но Сэм хватает меня за руку.
— Джон, я понимаю, что это будет трудно, — шепчет он. — Но через десять минут мы должны вернуться в лес. Я серьезно. Шестая рассчитывает на нас.
— Я постараюсь, — говорю я, в эту минуту даже не думая о грозящих последствиях. Сара здесь и так близко от меня, что я почти ощущаю запах ее шампуня.
Она крутит головой, высматривая меня. Наконец она садится на качели и крутится, натягивая веревки. Потом она медленно раскручивается, а я иду по краю площадки, скрываясь за деревьями, и любуюсь ей. Она такая красивая. Само совершенство.
Я дожидаюсь, пока она повернется ко мне спиной, и выхожу из тени. Она продолжает вращение и оказывается лицом к лицу со мной.
— Джон? — Носки ее кед скребут по бетону, чтобы остановить вращение.
— Привет, красотка, — говорю я. Я чувствую, что моя улыбка растягивается до самых ушей.
Сара всплескивает ладонями, закрывая рот и нос.
Я подхожу к ней, и она пытается слезть с качелей, но ей мешают туго перекрученные веревки.
Я хватаюсь за веревки, разворачиваю ее к себе и поднимаю ее вместе с сиденьем на уровень своего лица. Я целую ее, и, как только наши губы встречаются, мне кажется, что я никогда не покидал Парадайз.
— Сара, — шепчу я ей на ухо. — Я так скучал по тебе, так скучал.
— Не могу поверить, что ты здесь. Это нереально.
Я снова целую ее, не отрываясь, и мы вместе крутимся до тех пор, пока веревки над ней не распрямляются. Сара спрыгивает с сиденья прямо в мои объятия. Я целую ее щеки и шею, а она водит ладонями по моей голове, запуская пальцы в стриженые волосы.
Я отпускаю ее, и она говорит:
— Кое-кто подстригся.
— Да, это моя особая стрижка, называется крутой-парень-в-бегах. Как тебе? Нравится?
— Да, — говорит она, упираясь руками мне в грудь. — Я не против, даже если ты вообще будешь лысым.
Я отступаю на шаг, чтобы сохранить в памяти этот ее образ. Яркие звезды за ней, сдвинутая чуть набок шапочка. Ее нос и щеки раскраснелись от холода. Прикусив нижнюю губу, она смотрит на меня, и у нее изо рта вырывается маленькое облачко дыхания.
— Я думал о тебе каждый божий день, Сара Харт.
— Поверь, что я думала о тебе вдвое больше.
Я опускаю голову, и мы касаемся лбами. И мы какое-то время так стоим, глупо улыбаясь. Потом я спрашиваю:
— Как ты? Тебя сейчас не очень достают?
— Сейчас уже легче.
— Так трудно быть в разлуке с тобой, — говорю я, целуя ее холодные пальцы. — Я постоянно думаю о том, чтобы прикоснуться к тебе, услышать твой голос. Каждый вечер еле удерживаюсь, чтобы тебе не позвонить.
Сара берет в ладони мой подбородок и водит большими пальцами по моим губам.
— Я часто сижу в папиной машине и думаю, где ты. Если бы я только знала, то я бы сразу к тебе поехала.
— Я здесь. Прямо перед тобой, — шепчу я.
Она опускает руки.
— Я хочу уйти с тобой, Джон. Мне все равно куда. Я так больше не могу.
— Это слишком опасно. Мы только что закончили схватку с пятьюдесятью могадорцами около дома Сэма. Вот каково теперь быть со мной. Я не могу тебя в это втягивать.
У нее трясутся плечи, и на глазах наворачиваются слезы.
— Я не могу здесь оставаться, Джон. Когда тебя нет и я даже не знаю, жив ты или погиб.
— Сара, посмотри на меня, — говорю я. Она поднимает голову. — Я ни в коем случае не погибну. Я знаю, что ты меня ждешь, и это для меня как защитное силовое поле. Мы будем вместе. Скоро.
У нее дрожат губы.
— Мне так трудно. Все просто ужасно, Джон.