до истинной роли журнала 'Молодая гвардия', ее критики - о ней даже не упоминает 'новомировская воспитанница'. Но отчего же до сих пор дают о себе знать отзвуки той патриотической критики? Ведь до сих пор не дает она покоя главарям 'перестройки', 'демократам-оборотням', судя по нынешней злобной реакции на 'молодогвардейские' статьи сорокалетней давности?

Занятая 'подаванием знаков своим', Елина совершенно не касается этапных моментов в развитии литературной критики 60-80-х годов (теперь уже прошлого века). Не упоминается дискуссия о славянофильстве в 1968 году на страницах журнала 'Вопросы литературы' в связи с явным симптомом новых явлений в литературе и критике 60-х годов. Ни словом не говорится о вышедших в 70-х годах в серии 'ЖЗЛ.' книгах о Гончарове, Островском, Достоевском, вызвавших в печати резкие нападки на их авторов 'за внеклассовость', 'за отход от позиции революционных демократов'. Долгое время эти книги были предметом идеологических обвинений, дискуссий (от статьи 'А было ли 'темное царство'?' в 'Литературной газете' в марте 1980 года, 'круглого стола' в 'Вопросах литературы' ( 1980, № 9) до множества других публикаций в газетах и журналах). Ни слова не говорит Елина и об истории статьи 'Освобождение' в журнале 'Волга' ( 1982, № 10) по поводу романа М.Алексеева 'Драчуны' - о голоде в Поволжье в 1933 году. Как известно, эта статья по инициативе тогдашнего Генсека ЦК КПСС Ю. Андропова была осуждена в специальном решении ЦК партии как 'ошибочная', и это решение стало для всех идеологических служб страны, литературных учреждений и органов, высших учебных заведений 'руководством к действию'. Автор статьи подвергся обструкции (статья в 'Литературной газете' в начале января 1983 года 'Освобождение'... от чего?', секретариат Союза писателей России в феврале 1983 года и т.д.). Кстати, Ю. Андропов дал указание партийному руководству Саратова (где издавался журнал 'Волга') 'разобраться на месте и принять меры'. Те, уж конечно, постарались разобраться. Местные писатели громили не только меня, как автора статьи. Но и главного редактора журнала 'Волга' Н.Е. Палькина, который был снят с работы. Не могли по правилам того времени остаться в стороне от битья лежачего и преподаватели Саратовского университета. Кто из вас отличился тогда, 'создатели учебника по истории русской литературной критики'?

Пусть теперь мадам Елина назовет в качестве вех какую-нибудь статью журнала 'Новый мир' 60-80-х гг., о которой бы вспомнили ныне. 'Попробуйте перечитать известных либералов той поры (60-х гг.), например, покойного уже В. Лакшина, пишет критик в газете 'День литературы' (июнь, 2003, № 6). - Ведь ныне его многословное прославление 'идей XX съезда' невозможно читать. И не нужно'. Но с каким придыханием пишет о покойном либерале его поклонница: 'Ни один из оппонентов Лакшина не мог дотянуться до заданной высоты, и отзывы звучали словно из другой эпохи, эпохи Ивана Бездомного...' Ну куда уж Иванам до 'интеллектуального высотника'! В чем же 'недосягаемость' этого критика? 'Он любил обстоятельный, аналитический пересказ художественного текста'. Дальше этого он и не шел, разбавляя пересказ риторической тягомотиной в духе 'демократических идей' XX партсъезда. В конце учебника помещен 'задачник' - даны 'развивающие задания' по 'текстам разных авторов и разных эпох' - 'от Ломоносова до наших дней'. Наиболее 'важные' задания помечены 'звездочками', всего их двадцать из семидесяти, и отличаются они от прочих заданий тем, что 'способны пробудить самостоятельный поисковый интерес читателя и оказаться началом увлекательного исследовательского маршрута, связанного с различными направлениями в истории и теории литературной критики'. Не удостоились 'звездочек' ни Пушкин, ни Белинский, ни другие русские классики, значит, 'не способны пробудить самостоятельный поисковый интерес читателя' и т.д. А вот задание по Лакшину - под 'звездочкой'. Чем же он 'способнее' классиков? А вот чем. Приводится отрывок из его водянистой статьи-пересказа 'Иван Денисович, его друзья и недруги' - о повести Солженицына. Цитируются довольно стилизованные под 'народность' слова героя повести Шухова о бригаде зэков, как 'семье большой'. И далее идет такое рассуждение критика: 'Конечно, важную роль играет тут материальная сторона дела: при общей оплате за труд возрастает и взаимозависимость. Но возникающее в бригаде чувство трудового товарищества не сводится только к этому... Шухов принимает как закон жизни эту трудовую солидарность и - пусть это выглядит еще одним парадоксом - стихийно рождающееся чувство коллективизма. В отношении людей точно сами собой возникают черты и свойства, характерные для свободного социалистического общества...' Вот вся 'мудрость' этого 'развивающего задания' под 'звездочкой'. Что это, пародия на критику или головокружение от зрелища банальной 'высоты'? Не говоря уже о том, как фальшивы слова о 'свободном социалистическом обществе' в отношении повести Солженицына, ярого ненавистника социализма.

Вадим Кожинов назвал как-то печатно Лакшина не критиком, а телевизионным комментатором, экскурсоводом по литературе, по писателям, и это справедливо. И ничего обидного в этом нет: у человека - свое дарование, популярно-просветительское. И напрасно Владимир Яковлевич сильно тогда обиделся и навел напраслину также печатно на Вадима Валериановича (и заодно с ним на меня) как на врагов 'перестройки'. В литературе, критике не должно быть места обиде, надо выбирать что-то одно: быть или модным популяризатором, или немодным литературным критиком. Или витийство на телеэкране, или творчество.

По такому же рецепту фабрикуются Елиной и другие критические гении. Приводятся слова упомянутых выше Вайля и Гениса о некоем А. Белинкове: 'В Белинкове увидели еще один вариант 'Нового мира'. Белинков насытил повествование множеством иронических приемов. Для создания иронического поля он применял особую поэтику, сноски, знаки препинания, скобки, многословие, буквализм, тавтологию, педантические дефиниции, абзац'. Только паразитированием на подобного рода 'приемах' и может 'блеснуть' в критике эта публика, вызывающая тошноту своим 'иронизмом'.

Можно понять 'либерал-демократку' Елену Генриховну, чем милы ей избранники ее пера, которым она отводит 'персональные' лавочки в своем театре кукол (наподобие цирка проволочных кукол Свинтуса). Вот, И. Дедков, хрущевец, чокнутый на всю жизнь 'демократией' кукурузника. Здесь бы и привести его 'текст' на сей предмет, видно бы было, на что способны, какие 'перлы гражданской поэзии' могут выдать певцы 'свободы' (любимое словцо этого критика). Но дается другое: 'Дедков открыто выступал против внедрения в массовое сознание понятия 'русофобия'. Он говорил, что такое слово русскому мужику неизвестно. Что оно родилось в воображении литераторов, стремившихся всю сложность и противоречивость российской действительности- объяснить влиянием чужеродных элементов'. Для подтверждения 'мастерства' критика можно и не найти примера, другое дело - 'намек', 'подтекст', 'подать сигнал своим' - как в данном случае с 'русофобией'. Этим и мил критик, за это его и сажают на 'персональную лавочку'.

В этой 'персоналии' числятся и С. Рассадин с его 'всевозможными ироническими пассажами в адрес откровенной пошлости'; и 'сторонник либерально-демократических ценностей' Б. Сарнов; и В. Кардин, который 'иронически строг без оглядки на авторитеты'; и Л. Аннинский с его 'ядром ореха' и 'парадоксами', с его 'философской антитезой' еврейской активности, энергичности и русской пассивности, вялости - в ленинской традиции 'умников' и 'дураков'; и И. Виноградов, который 'придерживается религиозного миросозерцания'. Какого? Ведь в своем журнале 'Континент' этот агитатор 'разгосударствления' выступает и за 'расправославливание', считая, что традиционное православие устарело и нуждается в 'прогрессивном' развитии. Удивительно, что этого 'прогрессиста' поддерживал, финансируя его журнал, руководитель известного (лопнувшего после 'дефолта' 1998 года) Инкомбанка Виноградов - с репутацией 'православного'. Вот вам и надежда на 'предпринимателей-патриотов', не очень зрячих в вопросе, кого следует поддерживать.

Наследниками этого старшего поколения 'иронистов' и 'прогрессистов' представлены у Елиной их внуки - целая армада молодых 'интеллектуалов' 90-х гг., дождавшихся, по ее словам, 'невиданной свободы', шарашка 'постмодернистов', с их 'стебовым', 'клевым' жаргоном, пошлыми 'интеллектуальными' вывертами. Недавно по телевидению (где-то в августе сего года) я случайно наткнулся на передачу о 'вундеркиндах'. В кресле сидел, развалясь, похожий на старичка еврейский мальчик и, не по-детски улыбаясь, отвечал ведущему, что да! Он считает себя вундеркиндом. А рядом сидевшая мать его, с каким-то плотоядным умилением любуясь своим отпрыском, говорила, что сын ее - очень, очень талантлив, но это не мешает ему быть ребенком. Тут же 'вундеркинд' спел слабеньким голоском песенку на итальянском языке, не вызвав никакого восторга присутствующих, но зато возбудив новый прилив умиления на физиономии матери. Вот с таким же плотоядным умилением говорит о своих великовозрастных критических детках Елина, выдавая за таланта посредственность. Как восторгается она фокусами своих подопечных, вроде такого: 'В сборнике 'У парадного подъезда' ( 1991) А. Архангельский аллюзивно соотносит заголовки своих статей с известными цитатами: 'Чего нам не дано' (отклик на перестроечный публицистический сборник 'Иного не дано'), 'Только и этого мало' (сборник Арсения Тарковского 'Только этого мало'), 'Размышление у парадного