высоты', засвидетельствовал, что он все тот же, каким был в эмиграции, все тем же клеветником России. А если это не так, зачем же во вступительной статье так взахлеб превозносить этот пасквиль, не делая никаких замечаний, как же теперь автор относится к этому? Значит, как и прежде. 'Зияющие высоты' впервые вышли в 1978 году на Западе и были использованы там радиоголосами, прессой в пропагандистских целях. Если у Солженицына, так сказать, символ России ГУЛАГ, то у Зиновьева некий город Ибанск. И никакого удержу в русофобских выходках, в глумлении над 'ибанским народом' (каково название!). Вот как нам, русским, достается: 'Ибанская таинственная душа - это лишь ибанский общественный бардак', 'Играющие в истории Ибанска выдающуюся роль сортиры', 'Искусствовед Иванов выразил волю ибанского народа... Ему принадлежит монография о превосходстве балалайки над скрипкой и 'матрешек' над 'Сикстинской Мадонной', 'Заветная мечта ибанца, чтобы его приняли за иностранца'. 'Науки юношей питают, надежду старшим подают', - писал один древнеибанский поэт'. Это о Ломоносове, как повод потешиться над 'ибанской наукой', только и годной для того, чтобы воровать научные открытия у иностранцев. 'Не успеешь стянуть у них одну машину, как нужно тянуть другую'. 'Ибанцы много всего внесли в мировую культуру. Радио, самовар, матрешки - всего не перечесть. Ибанский землепроходец Хмырь раньше Колумба ходил в Америку'. 'Самый грандиозный вклад ибанцев в мировую культуру - это обычай троекратного целования'.

Явной графоманской одержимостью отзывается все то, что пишет Зиновьев о Сталине. Прошу прощения у читателя за цитирование: 'Ибанцы, обливаясь горючими слезами, наконец-то проводили в долгожданный путь Хозяина и наспех прикрыли кто чем мог свои разукрашенные шрамами и синяками голые зады, теоретически подготовленные для очередной всеобщей порки'. 'От природы Хозяин был средне посредственный человек' (Зиновьев, как и Солженицын 'В круге первом', повторяет Троцкого о 'посредственном' Сталине). И решил он отличиться 'акцентом': 'чтобы окончательно проверить силу своего акцента на народных массах, Хозяин отправился в павианий питомник. Павианы-самцы приняли Хозяина за самку и хором его изнасиловали'. То и дело повторяется: 'Когда Хозяин издох', 'Для меня он убийца и вор. Для меня он гнуснейшая вошь'.

Некоторые могут сказать, что Зиновьев в последнее время переменился. Он критиковал Запад, положительно говорил о советской цивилизации. Но не расходятся ли эти слова о нем с его собственными заявлениями, признаниями. В статье 'Что мы теряем' ('Литературная газета', 11- 12, 22-28 марта 2005), повторяя свои неизменные заклинания 'Россия обречена, погибла', он одновременно признается, что больше всего его тревожит 'судьба западноевропейской цивилизации', ибо он 'прожил всю жизнь человеком, до мозга костей принадлежащим западноевропейской цивилизации', что многие его сверстники формировались как 'люди западноевропейские, а не национально русские - в этом отношении я ушел дальше многих других'. Здесь же автор в заслугу себе ставит то, что он 'не обрусел'. Одним словом, 'европеид' (его словцо) сидит в нем в печенках. У Достоевского есть статья 'Мы в Европе лишь стрюцкие' (слово 'стрюцкий' объясняется как 'человек подлый, дрянной, презренный'). Это о тех, кто алчно жаждет 'переродиться в европейцев, хотя бы по виду только'. И чем больше они 'презирали нашу национальность', тем более иностранцы презирали их самих. Великий писатель-патриот еще и так называет таких 'русских европейцев': 'международная обшмыга'. Говоря же о Европе, не следует забывать, что ее вряд ли можно покрыть общим термином 'западноевропейская цивилизация', 'западнизм', ибо ведь культура, скажем, Германии не то же самое, что культура Франции. Да и внутри культуры той же Франции есть Паскаль и есть Вольтер. Нашему 'западноевропейцу' с его 'свободой от религии' вольготнее, конечно, с фернейским оракулом.

Зиновьева возмущает, что в стране, в которую он вернулся, слишком воли дали Русской Православной церкви. Об этом он пишет в своей статье 'Их демократия нам не подходит' в журнале 'Российская Федерация сегодня', №5, 2005. Похвалив западную демократию за ее принцип отделения церкви от государства, за свободу атеизма, антирелигиозной пропаганды, отсутствие привилегий церкви в уплате налогов и т.д., автор крайне недоволен отсутствием этого принципа демократии в России. Вот его претензии: 'Государство всячески поддерживает Православную Церковь. Последняя имеет льготы и привилегии. Она вмешивается в систему образования и воспитания молодежи сверх всякой меры. Фактически она обнаруживает тенденции стать государственной идеологией'. Обличителю как будто неведомо, что голоса Церкви, верующей общественности за введение в школах курса 'Основы православной культуры' вызвали протестную вакханалию антирусских сил. И как вписывается это разглагольствование защитника 'демократии' от 'религиозной пропаганды' в то наступление на христианство, которое развернулось ныне в обезбоженном 'либерально-демократическом мире'. В ноябре минувшего года госдепартамент США опубликовал доклад, в котором российские власти обвиняются в поддержке Русской Православной церкви, в притеснении всякого рода сектантов (газета 'Православная Москва', №24, декабрь 2005).

Не буду больше подробно излагать высказывания Зиновьева, приведу характерные цитаты. 'Как некогда их отцы, миллионами сдававшиеся в 1941 году в плен в надежде на лучшую жизнь при Гитлере, нежели при Сталине, сегодня русские сами хотят быть завоеванными в своем безумном стремлении к лучшим условиям жизни' (газета 'Советская Россия', 20 июля 2006). 'Русский народ стал, по существу, народом предателем' (Там же). Не справедливее ли такую характеристику отнести не к народу, а к самому автору, который на реплику интервьюера: 'Выходит, борьба с коммунизмом прикрывала желание уничтожить Россию?' - признался: 'Совершенно верно. Я это говорил, потому что в свое время был невольным соучастником этого для меня постыдного действия' (Там же).

Этому служили и 'изданные миллионными тиражами во многих странах мира' книги Зиновьева, осыпавшие автора иудиными сребрениками. И странно, что этот диссидент, который сам подчеркивал, что 'патриотизм меня не касается', который столь злобно и бездарно глумился над 'ибанцами', над исторической Россией, так угодливо перед Западом чернил ее, все делал для ее уничтожения, этот самый диссидент, 'отщепенец', по его собственному слову, по возвращении его в Россию объявлен патриотом, новоявленным пророком. Но почему же так происходит, ведь эти приезжие видны как на ладони, сами не скрывают, даже бравируют, кто они. Тот же прошедший должную обкатку на 'Радио Свобода' Михаил Назаров все силы бросил на борьбу с ненавистной ему Московский Патриархией, прекрасно понимая, что какой бы ни была она - ее в любом виде не приемлют его западные коллеги. Первое, что можно здраво предположить, - это то, что поклонники, апологеты этих диссидентов просто не имеют реального представления о них, не читали их, судят по услышанному, где-то прочитанному, по созданному либеральными СМИ 'имиджу'. Недавно в Союзе писателей России проходила конференция на тему 'Россия и будущее', где выступил и я, говорил, в частности, и о Зиновьеве. В перерыве председатель Союза писателей Валерий Ганичев рассказал мне, как в разговоре с ним дивился один известный ученый после услышанного о Зиновьеве. 'Вот он какой, Зиновьев, а мы ничего не знали о нем'. Подходили и ко мне, тоже дивились, говорили, что читали как-то его интервью, где он называл себя 'ученым с мировым именем', первым логиком в Европе, но имя его замалчивают. Больше ничего не знали.

Когда Солженицыну вручали в Академии наук медаль Ломоносова, то, как писали в 'Независимой газете', весь зал, все академики поголовно поднялись с мест и стоя бурными аплодисментами приветствовали награжденного. Неужели ни одного не оказалось, кто знал бы цену Солженицыну.

Почему назвали совестью России этого пропагандиста предательства?

Почему той же совестью России объявили академика Сахарова, который требовал расчленения России на семьдесят государств?

Это 'почему' вопиет ко всем, в ком действительно жива совесть.

Великий русский патриот Иван Сергеевич Аксаков в статье 'В чем недостаточность русского патриотизма?' пишет, что 'время и обстоятельства требуют от нас патриотизма иного качества, нежели в прежние годины народных бедствий', что 'надо уметь стоять за Россию не только головами (как на войне. - М. Л.), но и головой', то есть пониманием происходящего, 'не одним оружием военным, но и оружием духовным; не только против видимых врагов в образе солдат неприятельской армии, но и против невидимых и неосязаемых недругов'.