– Ладно, ладно! – Потом перевела взгляд на Драммонда: – Вы не возражаете, отец мой, если я отведу его домой?

– Делия будет счастлива, – ответил пастор.

– Спасибо, отец мой, – сказал я.

Тот молитвенно сложил руки:

– Что ж, теперь вы под охраной, – и подмигнул.

Не будь он особой духовного звания, я бы ему вмазал.

Энджи одной рукой сгребла с кушетки оружие, другую протянула мне, помогая подняться.

– Спокойной ночи, – с усилием выговорил я, обращаясь к Драммонду.

– Благослови вас Бог, – сказал он на пороге.

Когда мы спускались по лестнице на школьный двор, Энджи сказала:

– Ты ведь знаешь, отчего это случилось?

– Отчего?

– Оттого, что ты больше не ходишь в церковь.

– Ха, – ответил я.

Она вела меня по улице, а потом по ступеням моей лестницы, я чувствовал веющее от Энджи тепло, ток ее крови и мало-помалу приходил в себя.

Когда мы уселись на кухне, я сшиб Гарольда с кресла, а Энджи налила нам по стакану апельсинового сока и фыркнула перед тем, как отпить.

– А что ты сказала Филу?

– Он был так счастлив узнать, что тебя наконец отдубасили, что отпустил бы меня даже в Атлантик- Сити, причем со всеми нашими семейными сбережениями.

– Ну что же, значит, нет худа без добра.

Она опустила ладонь на мою руку:

– Так что же все-таки случилось?

Я изложил ей весь ход событий с того момента, как она вышла из конторы.

– Ты сможешь узнать его?

– Смогу, наверно, А может, и нет.

Одну ногу она согнула в колене, поставив ступню на сиденье стула, другую поджала под себя. Долго смотрела на меня и наконец произнесла:

– Патрик.

Она невесело улыбнулась и покачала головой:

– В ближайшее время на успех у женщин можешь не рассчитывать.

На следующий день, около двенадцати, мы совсем было уж собрались позвонить Билли Хоукинсу, но тут он сам явился к нам. Билли, как и большинство служащих «Вестерн юнион», выглядит так, словно сию минуту вышел из реанимации. Тощий, изможденный, лицо землистого цвета, свидетельствующее, что человек на воздухе бывает мало и большую часть времени сидит в накуренном помещении. Узкие джинсы и обтягивающие рубашки еще больше подчеркивают его худобу, а короткие рукава он любит закатывать к самым плечам, демонстрируя несуществующие бицепсы. Черные волосы причесаны словно бы не гребешком, а гвоздодером, под носом у него усики ala мексиканский бандит – таких усиков никто, включая среднестатистического мексиканского бандита, уже давно не носит. Билли не заметил, что в мире с 1979 года кое-что изменилось. Вальяжно развалясь в кресле перед моим столом, он сказал:

– Когда, черт побери, вы наконец переберетесь в нормальное помещение?

– Когда колокол найду, – сказал я.

Билли заморгал и промычал в ответ:

– Ну, ладно.

– Как твои дела, Билли? – спросила Энджи с таким видом, словно ее и впрямь интересуют его дела.

Билли перевел на нее взгляд и покраснел:

– Дела?.. Дела... гм... нормально дела. Все нормально, Энджи.

– Это хорошо, когда нормально. Я рада за тебя, – продолжала она.

Билли посмотрел на меня:

– Что это с тобой?

– Одной монашке дорогу не уступил.

– А я думал – грузовику, – сказал Билли и посмотрел на Энджи.

Та хихикнула, а я принялся размышлять, кого из них мне хочется выбросить в окно первым.