– Пошлину за манускрипт! You are crazy, man![82]
– Заткнись! – прорычал Мэтью. – Писатель!
– Take it easy, Мэтью! Легче! – попросил Ральф.
– А что… Он живет по Европам, гоняет туда-сюда, делает свои деньги, почему он не должен платить? – ненависть плебея прозвучала в его словах.
– Послушай, мэн, – сказал я ему. – Я живу на деньги от литературы только два года и живу очень хуево. До этого я двадцать лет вкалывал разнорабочим! Понял? Денег я делаю во много раз меньше, чем делаешь ты, шаря в чужих чемоданах. Ты насмотрелся дешевого ТиВи, где писатели – все сплошь авторы бестселлеров. Ты богаче меня, опомнись!
– Хэ, у него нет мани, а? На руке золотые часы! – Мэтью схватил меня за кисть руки и вывернул ее.
«Еще немного, – подумал я, – и черная сука начнет меня пытать. Руки он мне уже выкручивает».
– Часы не американские. Он не любит американскую продукцию!
– Эй, опомнись, – как можно спокойнее сказал я. – Часы не золотые, но позолоченные, очень дряхлые и отстают на пять минут в сутки.
– Ну-ка, сними часы! – приказал он.
Я снял часы. Марка «Эно» – мне их отдал все тот же Димитрий, когда остановились мои электронные. Гад приблизил часы к глазам, перевернул их. Даже близорукий без очков мог рассмотреть обильно поцарапанное стекло и истертый корпус. «Кретин. И дети его будут кретинами! – подумал я. – Что ему от меня нужно? Классовая, а не расовая ненависть, очевидно. Не прет же он на своего напарника, тоже белого. Он прет на мой белый пиджак, это точно. Он не понимает, что можно носить один и тот же белый пиджак пять лет и выглядеть празднично, а не мешком дерьма, как он. Я занимаюсь гантельной гимнастикой и сам раз в неделю стригу себя. Вот я и выгляжу ухоженным, богаче, чем я есть…»
– Между прочим, – сказал я, – по данным журнала «Ньюсуик» средний заработок американского писателя 4700 долларов в год.
– Всего! – пятнистое лицо Ральфа озарилось приятной улыбкой. Очевидно, он мысленно сравнил 4700 со своими 20 или 25 тысячами и обрадовался, как ему хорошо живется.
– Я пойду, найду босса, узнаю насчет манускриптов! – Подлец Мэтью, держа мои часы в кулаке, прихватил со стола реэнтрипермит и грин-кард и вышел.
– Почему он такой злобный? – спросил я Ральфа. – Что я ему сделал?
– Не обращай внимания, – сказал Ральф и сел массивной задницей на край стола. – Он такой родился.
– И что теперь будет? Первый раз я влип в такую историю.
– Тебе придется заплатить пошлину.
– Сколько?
– Не знаю. Мы подсчитаем. Долларов триста или четыреста.
– У меня с собой только две тысячи франков.
Ральф пожал плечами.
– Не нужно было покупать все эти тряпки.
– Но это не мои тряпки, клянусь… У выхода из таможенного зала меня ждет человек, которому я привез чемодан.
– Так пусть он и заплатит пошлину, – разумно предложил Ральф. – Ты думаешь, он все еще ждет тебя?
– Ох! Надеюсь. Я его никогда в жизни не видел, но он должен меня узнать.
– ОК, – сказал добрый Ральф и снял задницу со стола. – Я выведу тебя, и ты ему скажешь, чтобы он заплатил. Если не оплатишь пошлину, придется тебе сидеть здесь. Пошли?
Мы прошли по коридору и вышли в зал.
– Этот со мной! – бросил Ральф черной даме с необъятными бедрами, затянутой, как сарделька, в шоколадного цвета униформу, на бедре у дамы болтался револьвер.
Двери раздвинулись, и я увидел предбанник Нью-Йорка, наполненный обычной нью-йоркской карнавальной толпой. Зловещие и смешные персонажи страны победившей демократии пялили свои очи на нас с Ральфом, и всякому из персонажей было ясно, что я арестованный, а Ральф – тюремщик. За металлическими заграждениями, как в зоопарке, нью-йоркские звери глядели на нас с любопытством.
– Эдвард! – Я увидел не Валерия («Мой друг Валерий будет ждать тебя в аэропорту», – сказал Димитрий), но меня окликнул человек, которого я знал в лицо.
– Мишка! Что ты тут делаешь?
– Мы ждем тебя! – сказал носатый и коротконогий Мишка в шортах.
«Мы» – относилось к коренастенькому, худому, нездорового вида человечку рядом с ним.
– Это вы Валерий? – спросил я нездорового.
За спиною дышал Ральф.
– Да, это я, – признался он. – Что случилось? Тебя замели?
– Ой, да! И по вине ваших друзей. На хуй было грузить в чемодан говно в упаковках. Теперь сами и