уже совсем домой вернуться, семья у меня там, дом хороший, коньяка много, да вот, как у вас говорят, надо домой идти, а грехи не пускают…

Дядя Теймур прервался и многозначительно посмотрел на стол.

Я извинился и вышел в приемную.

— Лена, принеси нам пару бокалов, пару тарелок, в холодильнике, кажется, сыр был.

Ленка слегка покраснела, и я поспешно отработал назад:

— Нет, сыр не надо. Принеси посуду и иди домой. На сегодня — всё.

Я напрасно беспокоился насчет закуски. Дядя Теймур коньяк не пил — наслаждался, да и некогда ему было.

— Хорошая дэвушка, — скупо похвалил он Ленку. — Это Лызы подруга, да? И Лыза — хорошая дэвушка, только говорит часто. Она нам с Автандилом про тебя, дорогой, много говорила. Ты еще в окно не залез, а она говорила уже; Хорошо говорила, с уважением. Когда ты в комнату с пистолетом пришел, правду скажу, Виктор, дорогой, испугались мы с Автандилом очень, такое она про тебя говорила. Думали, убьешь зачем-то, если торопишься. Я и сейчас к тебе ехал — беспокоился. Никогда, понимаешь, с дэтэктивом дела не имел. Со следователем, с быхыэсом — было, а вот с дэтэктивом — никогда. Хотел тебя домой пригласить, не знаю: хорошо или нэудобно?

Я безмятежно прихлебывал замечательный коньяк, иногда забрасывая в рот рубиновые зернышки фаната, совершенно забыв о предостережении Чарика, но последняя фраза пока что платонического дяди Теймура меня насторожила.

— А вы один живёте, дядя Теймур? — нейтрально спросил я.

— Зачем один? — охотно отозвался гость. — С дэвочкой живу, с красавицей моей. Душа в душу живу, да? Когда домой прихожу, на шею бросается и плачет, так скучает без меня. И я без неё скучаю, вот сижу сейчас и скучаю, веришь, Виктор, да? Не веришь? Потому что вы, русские, таких дэвочек сучками называете. Неправильно называете, нехорошо.

Я ожидал худшего, поэтому облегченно выдохнул.

— А сколько лет девочке? — поинтересовался я.

Дядя Теймур махнул рукой.

— Не знаю, сколько лет. Из метро привёл. А сама не говорит, да? — И он счастливо рассмеялся. — Бэлла зовут, как в книжке. Ты Печорина книжку читал, когда маленький был, а, Виктор? Там тоже дэвушка Бэлла была, до сих пор помню.

— Ваша, значит, девочка, кавказская? — пробурчал я себе под нос. Чистота крови нынче в моде.

— Кавказская дэвочка, совсем чистая, Виктор, — закивал дядя Теймур. — Я её в клуб возил, там сначала плечами стали пожимать, обмануть хотели, а как деньги дал, сказали, что чистокровная кавказская дэвочка. Что-то ещё про маску сказали, я не совсем понял, дорогой. Наверное, надо на улице в этой маске ходить, чтобы хорошего человека не укусила.

Я ещё раз выдохнул и поклялся про себя больше ничему не удивляться и не вздыхать, что бы у него с этой красавицей и ни было.

Дядя Теймур поставил бокал на стол. Я свою порцию тоже прикончил, поэтому взял бутылку и распорядился ещё по одной.

Дядя Теймур взял бокал, заглянул в него и поднял на меня вмиг погрустневшие глаза.

— Мой отец совсем неграмотный был. По-русски три слова знал, но дома не говорил, только на рынке в райцентре. А нас, сыновей своих, в школу всегда строго-настрого посылал. Я тогда не понимал — маленький был, то ли метр, то ли с кепкой, не помню уже. Зачем, говорю, мне чужой язык учить? А отец говорит: «Страна эта большая, как целый мир. Узнаешь язык — сможешь мир слушать, запомни, дядя Теймур. А не узнаешь язык — ничего не сможешь слушать, потому что я тебе уши отрежу, клянусь бородой Аллаха». Потом в школу новая учительница пришла. Она нам книжки читала про Кавказ, про горы — интересно было. Лермонтова читала, Толстой ещё был, Печорин — сам знаешь, Виктор, тоже маленький был. Автандил в нее влюбился, потом Тенгиз влюбился, увезти хотел, но не увез, потому что Автандил снова влюбился, Маленький дядя Теймур тоже влюбился…

Он наконец перестал грустить и улыбнулся.

— Я, Виктор, тост сказать хочу. Тогда еще, в школе, запомнил… Давным-давно, когда горы еще не были седые, высоко в горах жил ужь. Ужь — это, Виктор, горный змей такой, у вас не водится… Жил он в месте темном и сыром, потому что воду любил, и каждый день подползал он к ручью, стекавшему по скале, и клал в него голову. И мечтал этот ужь, что сдвинутся горы, закроют дорогу ручью, и разольется большое озеро, такое же красивое, как далеко-далеко отсюда, про которое ему дедушка рассказывал… Однажды поднял ужь голову, видит: орел в небе летает. «Эй, — крикнул ему ужь, — зачем просто так летаешь, уважаемый? Лучше посмотри, не видно ли внизу большого красивого озера, и расскажи мне, какое оно». Но орел ничего не ответил и улетел, потому что гордый был. Ужь тоже был гордый и сильный, свернулся он в кольцо, прыгнул высоко-высоко и полетел. И увидел он дедушкино озеро, но продолжал лететь дальше, потому что понял радость полета и мечтал теперь долететь до самого края земли.

Дядя Теймур замолчал.

Я незаметно вытер уголки глаз и с чувством сказал:

— Прекрасный тост, дядя Теймур! Только в нашей школе его немного не так произносили. И за что мы выпьем?

— А выпьем мы, Виктор, дорогой, за исполнение неожиданной мечты.

Мы выпили и совсем немного помолчали. Кажется, с задачей, поставленной Чариком, я пока справлялся, но, насколько я понял тактику гостя, вплотную к ключевой проблеме мы приблизились только сейчас.

И я угадал, клянусь всеми мочалками «Мойдодыра»!

— Два года назад позвонил мне один хороший человек и говорит: «Зачем в такой день дома сидишь, дядя Теймур? Кто в такой день дома сидит? Торговый порт знаешь? Приезжай туда, там рядом с воротами один человек распродажу устроил. Если немного денег есть, можно настоящий пароход купить, совсем дешёво. А дешёвый не потому, что плохой, а потому что государственный. Я тебя у ворот встречу и отведу, не беспокойся, дядя Теймур».

Зачем мне, думаю, пароход? Я всю жизнь коньяк продавал, мой отец коньяк продавал, мой дед этот коньяк выращивал… Но поехать надо, если хороший человек ждет. Поехал… Купил… Два купил — себе и Автандилу. От удивления купил — никогда не думал, что пароход так мало денег стоит…

Через два месяца все бумагами оформил, что дальше делать, не знаю. Пароход на Мальте стоит, остров такой посреди океана есть, надо деньги еще платить. Тут Автандил из Москвы звонит, радуется. Он свой пароход тоже бумагами оформил и сразу продал. Хорошо продал, две цены взял. «Давай, — говорит, — дядя Теймур, еще пароход купи». Но там уже пароходы не продавали — кончились. Огорчился Автандил и говорит: «Давай тогда твой продадим, я тебе умного человека подскажу». Я согласился, конечно. Зачем мне пароход, я всю жизнь коньяк продавал…

Назначили мы встречу. Приезжает умный человек и веришь, Виктор, прямо на колени падает. «Дядя Теймур, — говорит, — не продавай пароход! Давай лучше грузы возить, ты эти деньги за год вернёшь. Я, говорит, двадцать лет моряком был, потом в коммерческом отделе в пароходстве работал, головой своей отвечаю — не пожалеешь, дядя Теймур».

Я не хочу, отказываться стал, а он еще горячее становится. Потом вздохнул и спрашивает: «Дядя Теймур, у тебя машина есть?» Есть, говорю, дорогой, у кого ее нет? «Ага, значит, в твоей родной деревне у всех машины есть?» Конечно, у всех, дорогой, отвечаю, зачем спрашиваешь? А он такой хитрый вдруг сделался и опять спрашивает: «А пароход в твоей деревне у кого-нибудь есть?»

Я сначала посмеяться хотел, потом задумался. Понимаешь, дорогой, люди что говорят? Вот идет дядя Теймур, хороший человек, хороший коньяк людям продает. Вот Нодар идёт, тоже хороший человек, тоже коньяк продаёт. Автандил, Нестор — все хорошие люди, все коньяк продают… А этот Петрович подождал, пока я подумаю, и ещё говорит: «Ладно, — говорит, — дядя Теймур, давай продадим твой пароход. Его другой человек с радостью купит, название даст, будет грузы возить. А ты зато, дядя Теймур, хорошие деньги получишь». Я опять заинтересовался: какое ещё название, разве нет у парохода названия? «Любое название, — говорит этот Петрович, — какое хозяину в голову придет. И назовет он его „Горный орёл“ или „Арарат“, например». Нэт, говорю я решительно, не будет мой пароход «Арарат» называться. Давай,