– А теперь наклонись!
– Сеньор, – произнесла миролюбиво Софья, – я уже вымылась, мне можно идти в раздевалку?
Охранник, ударив ее в грудь, сказал:
– Ты что, оглохла? Я же велел тебе наклониться!
Софья поскользнулась на мокром кафеле и неловко повалилась на пол. Она услышала крик: другой охранник, уложив девушку на скамейку, приступил к насилию. Софья подползла к стенке и прошептала:
– Сеньор, прошу вас, не надо...
– А ты красивая, дрянь, – ответил охранник и, расстегивая штаны, подступил к ней. – Обычно старух привозят или молодых, но страшных. А ты и молодая, и симпатичная. Сейчас я тебя распробую!
Он прижал Софью к стене, девушка рукой нащупала кран, повернула его. С диким воплем охранник выскочил из душевой кабины. Отряхиваясь, он заорал:
– Ты за это поплатишься, мерзавка! Я тебя не пощажу!
Охранник влетел в кабинку, выволок Софью, повалил на пол. Софья все надеялась, что ее спасет чудо, но его не произошло: охранник овладел ею. Когда он дернулся и сполз с девушки, его место занял другой. Софья, закрыв глаза, молила бога об одном – чтобы все быстрее завершилось.
Внезапно раздался суровый окрик:
– Что здесь происходит?
Охранники как по команде, путаясь в спущенных штанах, подскочили. Софья заметила рыжеволосую надзирательницу.
– Пошли оба прочь, с вами я еще разберусь! – велела она им. Затем, дождавшись, пока охранники покинут душевую, повернулась к девушкам:
– Вы тоже – вон!
– Спасибо, сеньора, – выдохнула Софья.
Надзирательница дернулась и подозрительно уставилась на нее.
Софья выскочила в раздевалку, но вещей там не обнаружила. Вместе с другой девушкой она вышла в коридор, где охранник сказал им:
– Получайте белье!
Им выдали по две серые простыни и безразмерную робу синего цвета.
После этого их проводили в следующий зал, где всем остригли волосы. Узрев себя в зеркале – лысой, испуганной, изможденной, – Софья ужаснулась. Их тщательно обыскали, ища деньги, наркотики или оружие. Пройдя эту унизительную процедуру, Софья попала в полутемную каморку, где получила и натянула на себя робу. На спине и груди она обнаружила номер.
Рыжеволосая надзирательница пересчитала заключенных и сказала:
– Наша тюрьма – это поселение. Каждая из вас будет помещена в камеру. В течение дня вы будете иметь возможность перемешаться по поселению, подъем – в шесть, отбой – в десять. Работы на всех не хватает, те, кто ее получит, сможет уменьшить срок. Те из вас, кто будет уличен в продаже или потреблении наркотиков, жестоко за это поплатятся.
Женщин вытолкнули через железные ворота. Софья поняла, что оказалась под открытым небом – сияла полная луна, блестели бесчисленные звезды. Тюрьма походила на небольшой город, только вместо домов там были бараки, разбитые на камеры. Софья, зайдя в камеру, в которой ей предстояло провести остаток жизни, увидела три деревянных, укрепленных на стене один над другим лежака. Верхнее и среднее место были заняты. Она постелила простыню и растянулась на «кровати».
– Эй ты, новенькая, не мешай спать! – услышала она ворчливый голос сверху.
– Так скоро все равно подъем, – заявила другая соседка.
– Заткнись! – огрызнулась первая.
Софья повернулась на бок и закрыла глаза. Тело болело от долгой поездки в автобусе, кое-где на коже остался едкий порошок, голова зудела от бритья, а низ живота свербел. Господи, ведь четверть часа назад ее изнасиловали охранники! Девушка, не совладав со слезами, зарыдала.
– Да замолчи же, дура! – послышался сонный голос. – Чего выть, все равно ничего теперь не исправишь! И здесь жить можно! Тебе сколько дали? Мне тринадцать, шесть с половиной я уже отсидела. Любовницу мужика своего я траванула.
– А я, – заговорила другая, – через два года выхожу. Мне всего четыре дали, за пособничество в ограблении автозаправки.
– У меня пожизненное! – промолвила Софья.
Соседки присвистнули:
– Ого, да ты важная птица! Утром расскажешь, чего ты такого наворотила. А теперь спи!
– Я невиновна, – произнесла Софья и в ответ услышала хохот женщин:
– Еще одна! Да мы все здесь невиновные! Пассию своего стервеца я не травила!
– А я на стреме не стояла, когда автозаправку обчищали и кассира пристрелили!
Софья, впившись зубами в ладонь, еще несколько минут содрогалась в рыданиях. Боже, куда же она попала и как она сможет выдержать пребывание в тюрьме? Если бы у нее была надежда, крошечная надежда выйти отсюда через пять, десять, даже через двадцать лет – выйти, отсидев срок за преступление, которое не совершала! Но ведь ее приговорили к пожизненному заключению! И если она когда-либо и покинет тюрьму, то не раньше, чем умрет...
Сон сморил ее за двадцать минут до побудки. Ровно в шесть взвыла сирена. Софья, открыв глаза, сначала никак не могла взять в толк, где она и что происходит. Ее соседки – высокая негритянка с коротко остриженными волосами и полненькая веснушчатая девушка – уже поднялись и теперь ссорились из-за права первой воспользоваться грязным унитазом.
– Куда ты лезешь, лахудра! – брякнула негритянка и отпихнула девушку. – Я здесь дольше твоего сижу, так что брысь!
Девица не осталась в долгу и стукнула негритянку по шее кулаком. Негритянка охнула, развернулась и вцепилась ногтями в лицо противницы. Отчаянно ругаясь, поминая всех святых и обитателей преисподней, женщины царапались, лягались и плевались.
Победительницей вышла негритянка, которая была выше молодой сокамерницы на две головы. Повалив ее на пол, покрытый выцветшей потрепанной циновкой, она вдруг спросила:
– Хочешь, придушу?
– Не придушишь, тебе тогда новый срок впаяют! – прохрипела девица.
Негритянка, увидев, что Софья открыла глаза, пнула поверженную девицу и сказала:
– Смотри-ка, Дора, а наша новенькая из разряда сеньорит!
Как ни в чем не бывало она помогла девушке подняться. Та вразвалку подошла к Софье и бесцеремонно схватила ее за шею.
– Зубы отличные, а кожа – просто загляденье! – пропела Дора. Софья обратила внимание на то, что у девицы кривоватые желтые клыки и пористая прыщавая кожа. – Клара, что скажешь про нее?
Негритянка приблизилась к Софье и, ударив Дору по руке, прикрикнула:
– Отстань от нее, извращенка! Приставать к ней я тебе не разрешаю, понятно?
Дора взвыла и, потрясая рукой, на которой остался красный рубец от удара, возразила:
– Не я, так другие пристанут! Или вообще к надзирателям попадет, те ее по кругу пустят. А чего, пускай с самого начала привыкает!
Клара ударила Дору ногой по мягкому месту и беззлобно добавила:
– В моей камере царят порядки, которые мне по душе. Ну, нечего рассиживаться, сейчас камеры откроют, мне на работу пора!
Дора открыла кран, из которого в умывальник потекла ржавая вода. Клара, ничуть не стесняясь, уселась на унитаз. Софья стыдливо отвернулась.
– Что, не привыкла к такому? – спросила Дора, одним смоченным в воде пальчиком протирая глаза. – Как тебя зовут, красотка?
– Софья, – ответила девушка.
Клара, поднявшись с унитаза, сказала:
– Теперь и ты можешь! За что посадили-то?
– Меня обвинили в ограблении музея, – уныло ответила Софья.