– Мэрион, сейчас ты
– Не могу? В субботу утром я буду в Сити-Холле.
– Ничего хорошего от этого проходимца…
– Ну да! Ты всегда знал, от кого можно ждать хорошее, а от кого – нет, правда! Ты знал, что от мамы ничего хорошего не будет, и ты избавился от неё; знал, что из Дороти не выйдет толк, а она из-за этого покончила с собой, потому что это ты нас так воспитал, внушил, что хорошо, а что плохо, правильно и неправильно! Разве мало наделало бед твоё «хорошо» и «плохо»?
– Ты
– Он любит меня! Ты что, английский не понимаешь? Он любит меня! Я люблю его! И мне всё равно, что свело нас вместе! Мы одинаково думаем! Чувствуем одинаково! Нам нравятся одни и те же книги, одни и те же пьесы, одна и та же музыка, одна и та же…
– Одна и та же еда? – вклинился Гант. – Вы оба в восторге от итальянской или армянской кухни? – Она повернулась к нему, забыв закрыть рот. Он развернул сложенный лист жёлтой бумаги в голубую полоску, который достал из своего кармана. – И среди этих книг, – начал он, заглянув в бумагу, – произведения Пруста, Томаса Вулфа, Карсон Маккаллерс?
У неё широко распахнулись глаза.
– Откуда вы?.. Что это?
Он обошел диван и приблизился к ней. Она внимательно смотрела на него.
– Присядьте, – предложил он.
– На что вы?.. – Попятившись, она наткнулась на край дивана.
– Сядьте, пожалуйста, – повторил он.
Она села.
– Что это такое?
– Это было в сейфе вместе с проспектами, – ответил он. – В одном пакете. Это он писал печатными буквами, я полагаю. – Он подал ей бумагу. – Простите.
В смятении она посмотрела сначала на него, потом на лист бумаги.
Пруст, Т. Вулф, К. Маккаллерс, «Мадам Бовари», «Алиса в Стране Чудес», Элиз. Б. Браунинг – ПРОЧИТАТЬ!
Искусство (в основном, современное) – Хопли или Хоппер, ДеМюэт (особ.?)
ПРОЧИТАТЬ научно-популярные книги по совр. искусс.
Пора радикализма в школе.
Ревность к Э.?
Ренуар, Ван Гог.
Итальянская и армянская кухня – НАЙТИ рестораны в Н-Й.
Театр: Шоу, Т. Уильямс – серьёзные вещи…
Она прочла едва ли четверть убористого, печатными буквами написанного текста, и румянец оставил её щёки. Затем, дрожащими от старательности руками, она сложила листок.
– Что ж, – промолвила она, ещё раз его складывая, не поднимая глаз, – а я-то верила всей душой. – Она улыбнулась, как безумная, отцу, подбирающемуся к ней вокруг дивана, чтобы встать беспомощно рядом. – Надо было сразу догадаться, разве не так? – Кровь снова бросилась ей в лицо, вспыхнула багровым румянцем. Взгляд её увлажнившихся глаз блуждал, а пальцы неожиданно принялись комкать, мять бумагу с силою стальных клещей. – Чересчур хорошо, чтобы быть правдой, – она улыбнулась, и слёзы покатились по её щекам, а пальцы уже не комкали, а рвали бумагу. – Поделом, надо было знать… – Она запустила обрывки себе в лицо и разрыдалась.
Кингшип сел рядом с ней, обняв рукой её поникшие плечи.
– Мэрион… Мэрион… радуйся, что ты не узнала об этом позже.
Спина её вздрагивала под его рукой.
– Ты не понимаешь, – всхлипывала она сквозь прижатые к лицу пальцы, – не можешь понять…
Когда слёзы утихли, она продолжала одеревенело сидеть, скомкав в руке носовой платок, что подал ей отец, и глядя на обрывки жёлтой бумаги, разбросанные по ковру.
– Может, мне отвести тебя наверх? – спросил Кингшип.
– Не надо. Пожалуйста, дай мне… просто… просто посидеть здесь.
Он поднялся с дивана и подошёл к Ганту, стоявшему у окна. Какое-то время они молча смотрели на огни на том берегу реки. Наконец Кингшип не выдержал:
– Я ему
Прошла ещё минута. Гант спросил:
– Она ссылалась на ваши «хорошо» и «плохо». Вы были очень строги с дочерьми?
Кингшип задумался на секунду. Потом ответил:
– Не очень.
– А я думаю, очень, судя по тому, как она об этом говорила.
– Она разозлилась, – возразил Кингшип.
Гант всматривался в рекламный щит Пепси-Колы на том берегу.
– В аптеке, пару дней назад, после того, как мы вышли из квартиры Мэрион, вы сказали что-то в том духе, что, может быть, оттолкнули одну из дочерей. Что вы имели в виду?
– Дороти, – ответил Кингшип. – Может быть, если бы я не был…
– Таким строгим? – подсказал Гант.
– Нет. Я
Гант достал пачку сигарет, вытащил одну. Повертел её в пальцах.
– Мистер Кингшип, как бы вы поступили, если бы Дороти вышла замуж, не посоветовавшись сначала с вами, а потом бы у неё родился ребёнок – раньше срока?
– Не знаю, – ответил Кингшип, немного подумав.
– Он отшвырнул бы её прочь, – спокойно произнесла Мэрион. Они обернулись к ней. В прежней позе она неподвижно сидела на диване. Её лицо было видно им отраженным в зеркале, наклонно установленном над камином. Она всё так же смотрела на обрывки бумаги на полу.
– Ну как? – спросил Гант у Кингшипа.
– Не думаю, что отшвырнул бы её, – запротестовал тот.
– Ещё как бы отшвырнул, – повторила Мэрион безжизненно.
Кингшип снова повернулся к окну.
– Что ж, – сказал он после некоторого молчания, – в таких обстоятельствах семейной паре надо быть готовой взять на себя ответственность, как накладываемую на них браком, так и… – Он не закончил фразу.
Гант закурил сигарету.
– И вот что получилось, – сказал он. – Вот поэтому он и убил её. Должно быть, она рассказала ему о вас. Он понял, что денег ему не видать, даже если он женится на ней, а если не женится, ему придётся худо, поэтому… Потом он решает повторить попытку, с Эллен, но она затевает своё расследование и подбирается к истине слишком близко. Так близко, что ему приходится убить её и Пауэлла. И затем он пробует в третий раз.
– Бад? – сказала Мэрион, выговорив это имя совершенно механически, и только в зеркале отразилась пробежавшая по её лицу едва заметная тень удивления, словно её жениха обвинили в недостаточном умении вести себя за столом.
Кингшип, прищурившись, смотрел в окно.
– Я бы поверил этому, – сказал он твёрдо. – Я бы поверил этому. – Но едва он повернул лицо к Ганту,
