романтической страсти, наши друзья Клафф и Паддок, как никто другой из офицеров на службе Его Величества, любили ухаживать с комфортом, не ставя под удар свое здоровье. Паддок задумал нечто в традициях маскарада: дамам предоставлялось гадать, от кого исходят те сладостные созвучия, что трепещут в воздухе Белмонта и прилегающих рощ. Клафф согласился, однако втайне вознамерился, если выпадет случай, устроить так, чтобы их разоблачили и взяли в полон; вслед за тем (мечтал Клафф) честных трубадуров угостят жареным мясом и изысканной мадерой из погреба отсутствующего генерала, каковой ужин каждый из них вкусит у ног своей госпожи, пользуясь всеми преимуществами этого романтического тет-а-тет.

И вот неутомимая гитара искусного Паддока все твердила «трень-трень, брень-брень, бам!»; голоса влюбленных пастушков звучали довольно верно и не сбивались с ритма, а Паддок время от времени вставлял что-нибудь вроде: «Как вы думаете, капитан Клафф, может быть, на „ля“ не нужно трели? Попробуем-ка два последних такта пропеть без нее» или Простите, что я вас беспокою, но, пожалуйста, повторим:

К репетициям Паддок подходил со всей серьезностью; в случаях, подобных описанному, принимался командовать и с предельной вежливостью утверждал свое полное над капитаном Клаффом главенство; тому приходилось петь, пока лицо его не синело, а пояса и застежки не лопались; на бунт он не решался, а только потихоньку роптал в сторону.

Когда Дейнджерфилд на обратном пути в Чейплизод снова миновал квартиру Клаффа, певцы все еще были там. Он снова растянул рот в приятной улыбке и кивнул бедному старине Клаффу, чем вывел его наконец из себя; Клафф вспыхнул и рявкнул, едва сдерживаясь:

— Черт возьми, Паддок, не целый же день мне распевать баллады, на потеху всей улице. Не видите разве, как он скалится, этот распроклятый Дейнджерфилд, словно в первый раз в жизни видит поющего джентльмена. Клянусь Юпитером, Паддок, что вы всё заставляете меня без конца повторять одно и то же — тут и собака рассмеется.

Минутой позже Дейнджерфилд взошел на крыльцо дома Стерка и сказал, что желает видеть доктора. Его проводили на второй этаж, в заднюю гостиную, так хорошо нам известную. При его появлении Стерк поднялся.

— Ваш покорный слуга, мистер Дейнджерфилд, — сказал Стерк, с волнением кланяясь.

— С добрым утром, сэр, — отозвался Дейнджерфилд. — Я получил ваше письмо, и вот я здесь. Чем могу служить?

Стерк взглянул на дверь, убедился, что она затворена, а потом проговорил:

— Мистер Дейнджерфилд, я тут вспомнил кое-что.

— В самом деле? О! Итак, дорогой сэр?

— Вы, как мне известно, были знакомы с… с Чарлзом Арчером?

Стерк стрельнул взглядом в очки собеседника и сразу опустил глаза.

— Чарлз Арчер, — живо ответил Дейнджерфилд, — ну да, конечно. Но, как вам известно, Чарлз влип в историю, и этим знакомством не приходится хвалиться ни вам, ни мне. Нам не стоит его даже упоминать; я давно уже о нем ничего не знаю.

— Но я только что припомнил его адрес, и о его жизни мне многое известно, а потому у меня есть основания рассчитывать на его доброе отношение; как раз сейчас он мог бы оказать мне материальную поддержку, а ведь никто не имеет на него такого влияния, как вы, мистер Дейнджерфилд. Быть может, вы воспользуетесь этим влиянием в моих интересах — и тем обяжете меня на всю оставшуюся жизнь?

Стерк смотрел прямо в лицо Дейнджерфилду; Дейнджерфилд отвечал ему насмешливым и, пожалуй, чуть пристыженным взглядом; краткая пауза, а затем…

— Хорошо, — произнес Дейнджерфилд с веселой решимостью. — Но вы ведь знаете, с Чарлзом шутки плохи — так? Нам не следует ни упоминать его имя, ни выдавать хотя бы намеком, где он живет, — короче, ничего не следует.

— Само собой разумеется, — отозвался Стерк.

— Миссис Стерк говорит, что вы собираетесь в город — в коляске миссис Страффорд. Так вот, вечером, когда вернетесь, изложите на бумаге, что, по вашему мнению, Чарлз может для вас сделать, а я берусь довести это до его сведения.

— Благодарю вас, сэр. — Голос Стерка звучал торжественно.

— И послушайте: лучше, чтобы вы занялись в городе своими делами — обычными делами, понимаете? Если вы поведете себя иначе, на это обратят внимание. Так что сегодня и в дальнейшем будете поступать так, как я вам укажу.

— В точности так, сэр, будьте уверены.

— До свиданья.

— Прощайте.

И они обменялись мрачным рукопожатием.

В коридоре Дейнджерфилд наткнулся на миссис Стерк, сказал ей несколько любезных слов, погладил по головкам детей и, продолжая улыбаться и кивать, стал спускаться по лестнице, а миссис Стерк спокойно заглянула в кабинет и обнаружила, что муж, странно побледневший, стоит, прислонясь к каминной полке, и платком утирает лицо. Вид у него был такой, уверяла впоследствии любезная леди, словно ему только что явилось привидение.

Когда Магнолия и майор ушли, каждый по своим делам, несчастная миссис Макнамара позвала Бидди, служанку, и взволнованно и хрипло зашептала ей в ухо (хотя была с ней наедине за закрытой дверью):

— Бидди, вот что… знаешь ли… та леди, которая приходила ко мне в конце июля… Помнишь?.. В черном атласе… Вспомнила?.. Она сегодня придет снова, и мы вместе поедем в ее карете к миссис Наттер, но это не важно. Как только она явится, приведи ее сюда, в эту комнату… хорошо?.. И сей же миг… Понимаешь?.. Отправляйся напротив, к доктору Тулу, и попроси его прислать мятные капли, которые он мне обещал.

После короткого допроса миссис Макнамара удостоверилась, что служанка все до конца поняла и накрепко запомнила; Бидди было обещано полкроны, если она выполнит это поручение так, как требовалось хозяйке, и будет свято хранить при себе все, что о нем знает. Накануне вечером миссис Мак предупредила Тула и теперь надеялась, что благодаря изобретательности доктора мучениям ее вскоре будет положен конец. Однако, когда приблизился решающий момент, нервы ее стали сдавать, что неудивительно: перед охотой на такого зверя, как Мэри Мэтчуелл, и более храброго человека, чем миссис Макнамара, охватил бы трепет.

Но почему же Мэри Мэтчуелл приспичило поволхвовать наедине не с кем-нибудь, а именно с бедной маленькой миссис Наттер? Миссис Мак в этом случае всего лишь выполняла ее указания. Ей не пришлось долго убеждать миссис Наттер согласиться на встречу. Эта безобидная маленькая особа, любившая похихикать, была просто помешана на предсказаниях судьбы. Наттер был противником шарлатанства — иначе бы супруга попросила его согласия, чтобы отправиться в дом знаменитой сивиллы и там хоть одним глазком заглянуть в будущее; и вот выпадает случай принять волшебницу наедине, в своей уютной гостиной в Мельницах — и миссис Наттер охватило приятное волнение, восторг перед неведомым.

У миссис Мак, памятующей о собственном печальном опыте, было неспокойно на душе, когда она