метра. Мы будем иметь двенадцать миллионов тонн из наших плотин, плюс три с Богоявленки и четыре с Нижнесушинской.

– А если аммиак все равно уйдет в атмосферу, кто отправится под трибунал? – уточнил полковник.

– Тот, кто отдал приказ подорвать плотины, – сказал Ахрозов.

Полковник помолчал.

– А если я откажусь? – спросил он.

– Если ты откажешься, – сказал Ахрозов, – я пошлю на плотины свою службу безопасности и своих взрывников.

– Сколько у нас будет времени на принятие решения, если вода снесет эту дамбу?

– Если дамбу прорвет, то до Богоявленки волна дойдет через час.

Полковник думал несколько секунд.

– Твои взрывники мне тоже понадобятся, – сказал он.

Ахрозов повернулся к Денису.

– Езжай с полковником на Богоявленку, – сказал он.

В три часа ночи на Богоявленской плотине, где распоряжались Денис с Корягиным, объявился глава района. Глава был пьян и сонен, и выполз он из белокаменного особняка, стоявшего в двух километрах на берегу Богоявленского пруда.

– Ты че делаешь, ты делаешь-то че? – закричал глава администрации.

– Бурим под взрывчатку, – ответил Корягин, – есть опасность, что сверху пойдет ударная волна. Плотина хреновая, не выдержит. А внизу опасные объекты.

Глава администрации завизжал.

– То есть как это хреновая? – заорал он, – почему хреновая? Ты на что намекаешь? В прошлом году ремонтировали, хреновая! Сто миллионов ремонт стоил!

Полковник развернул чиновника в сторону высокого берега пруда, туда, где в дождливой ночной тьме едва горели фонари дорогих резиденций.

– Вот он твой ремонт! – сказал полковник, – а плотина говно! Будет надо – взорвем!

– Ты соображаешь, что делаешь? – заорал глава адмнистрации, – ты знаешь, сколько тут земля стоит! Тут… тут Швейцария наша, а вы ее!

Тут глава администрации заметил «Гелендеваген» с заводскими номерами и узнал подошедшего Черягу.

– Ты… ты… – заорал он, тыча в полковника, – наймит олигархов! Это все их бесхозяйственность!

Полковник дал ему в репу.

Было уже около восьми утра, когда усталый, вывалянный весь, как свинья, в грязи Ахрозов подъехал к оплывающей дамбе.

Солнце за облаками светило в четверть заявленной мощности. Снег опять превратился в дождь. Видно было не больше, чем на три километра, и повсюду на протяжении этих трех километров ползали в грязи грузовики и люди.

Защитная дамба вдоль Нахаловки поднялась на метр. Гриша Епишкин действовал быстро и внятно. Все жители были оповещены и подняты по тревоге. Где была дорога, дамбу насыпали «БелАЗами». Где стояла изгородь, изгородь сносили к чертвой матери. Где проехать с машиной было нельзя, строились в цепочку и укладывали мешки.

В Богоявленске глава ГУ ЧС проявил похвальную оперативность. Хладокомбинат окружили тройной стеной мешков с песком и шламом. Поднятые по тревоге пожарные стянули к хладокомбинату всю технику и, где могли, провесили страховочные линии, чтобы в случае аварии немедленно осадить аммиак водой.

Вода во втором пруду поднялась на семьдесят сантиметров и была вся мертвенно-серая, цвета шлама. Несмотря на хлопоты людей, она снесла еще одну плиту и начала размывать земляное тело дамбы, не закрепленное ничем, кроме липового акта о приемке гидросооружения, датированного 1977 годом. К утру верхний пруд опрастывался со скоростью четыре кубометра в секунду, и цифра эта потихоньку росла. Ахрозов некоторое время всерьез обсуждал со своими инженерами возможность снять верхний слой с нижних дамб, тем самым обеспечив беспрепятственный аварийный слив воды в Протоку. Но Богоявленская и Нижнесушинская плотины вряд ли выдержала бы такой быстрый приток воды, а взрывать их на всякий случай Ахрозову бы никто не дал.

Комбинат был расположен на правом берегу прудов, значительно более высоком, чем Нахаловка, и автомобильная дорога, шедшая вдоль него, теперь была отгорожена от нижних прудов возведенной за ночь полуметровой насыпью.

Ахрозов как раз обсуждал с инженерами возможность обеспечить дополнительный аварийный сток с нижних дамб, когда охранник протянул ему телефон.

– Слушаю, – сказал Ахрозов.

– Привет, Сережа. Это Фаттах. Я на Богоявленке. Тут у меня все «БелАЗы» поотбирали и личный «Крузер» впридачу. Ты учти, что все счета я тебе выставлю. За ущерб, понял?

Ахрозов размахнулся и швырнул мобильник в воду. К дамбе, пятясь задом, съезжал очередной «КамАЗ». Водитель остановился за полметра до воды, явно намереваясь опростаться в сравнительной безопасности. Ахрозов бросился к водителю:

– Подгони его ближе! – заорал директор, – в воду его загони, в воду!

– Мне жизнь дорога, – прокричал водила.

Ахрозов в ярости выматерился и выхватил из кармана пистолет.

– Ну!

Водитель круглыми глазами смотрел на директора. Это был молодой еще парень, лет двадцати, всю ночь он не спал, и соображал сейчас очень плохо. Он дернул за рычаги управления, и кузов «КамАЗа» начал медленно подниматься вверх. Ахрозов выстрелил.

Пуля пробила боковое стекло, не задев водителя. Тот завизжал и порскнул из кабины прочь.

Ахрозов прыгнул за руль прежде, чем кто-то успел его остановить. Он врубил задний ход, и «КамАЗ» медленно сполз в промоину, задирая тяжелый кузов.

Вскрыша из карьера с грохотом посыпалась в поток, низвергающийся в соседний пруд. «КамАЗ» разгрузился за сорок секунд; кузов медленно пошел вниз. Машина, полегчавшая на девятнадцать тонн, стояла по брюхо в грязи; огромный пруд с зеркалом воды пятьсот на пятьсот метров давил на нее, вытекая через промоину со скоростью четыре кубометра в секунду.

Спустя мгновение после того, как Ахрозов врубил первую передачу, выдираясь из придонной грязи, вода подхватила «КамАЗ» и потащила его к краю дамбы.

Все произошло настолько быстро, что никто ничего не понял. «КамАЗ» сначала бросило набок, а потом поволокло к обрыву. Мгновение – и задние колеса машины повисли над шестиметровым обрывом. Еще через мгновение «КамАЗ» рухнул вниз, ударился о дамбу и медленно сполз в пруд.

Ахрозова бросило вперед еще на дамбе, когда «КамАЗ» опрокинулся боком. Он ударился о руль и потерял сознание.

Очнулся он спустя несколько секунд. Он лежал на сиденье, и рулевая колонка плотно прижимала ему грудь. Сквозь немытое стекло водительской кабины Ахрозов увидел белесое небо, сыпавшее жидким дождем.

Внутри машины что-то хрупнуло, «КамАЗ» развернулся и сполз еще на полметра вниз. Он лежал у основания дамбы, завалившись на ребро и высунув из воды наполовину затопленную кабину, как цирковой тюлень высовывает черную головку в надежде, что его накормят рыбой.

Ахрозов попытался встать, но рулевая колонка не пускала его. В груди саднило. Сергей закашлялся, и его вырвало, прямо в серую взбаламученную воду, все выше поднимавшуюся в кабине.

Потом Сергей глянул вверх и заметил, что состояние плотины резко изменилось. На глазах крошилась бетонная кладка. Сквозь трещины брызгали струйки воды. Происходило то, чего Ахрозов опасался с самого начала. Плотина гибла – не частично, не сверху, а вся. Ее полное разрушение было делом десяти- пятнадцати минут.

Ахрозов внезапно вспомнил голубой пруд в резиденции губернатора и улыбающегося, полуобнаженного Анастаса. «Надо любить жизнь, – сказал Анастас, улыбаясь, – давай я научу тебя жить, Сережа». Потом перед ним появилась Настя. Она стояла, в своей короткой юбочке, у края Богоявленской плотины, и