– Изольдыч, – заорали они, – дамбу прорвало!

Цепочка шламохранилищ состояла из трех прудов. Верхний был самый большой и самый грязный. Именно там отстаивалась загрязненная шламом вода. Обычно в нем находилось около одиннадцати миллионов кубометров воды, но сейчас водохранилище было переполнено из-за непривычно обильных осенних дождей и из-за того, что в него накачивали к зиме воду. Второй пруд, объемом с две трети первого, был почище, третий пруд вмещал в себя восемь миллионов кубометров и был самый чистый. Именно на третьем пруду на отметке 10.2 стояли насосы, которые забирали воду обратно на комбинат.

Выход из чистового пруда тоже был прегражден плотиной: оттуда излишки воды уходили в небольшую безымянную речку, которую местные жители без обиняков звали Протокой. Через двести метров Протока впадала в Туру, один из притоков Урала.

Сразу у места слияния Тура резко поворачивала направо, так что половина Павлогорска была выстрена к западу, на равнине между двух рек – Протоки и Туры. Сам комбинат и все его карьеры находились восточней, если не считать нового Северного карьера, который начали копать в 1987 году и разработку которого Ахрозов возобновил только сейчас: тот располагался километрах в пяти от Павлогорска, и дорога к нему шла вдоль Туры.

Неширокая Тура была единственной речкой в этом горнорудном крае, осваивавшемся еще с царских времен. В десяти и сорока километрах ниже по течению Туры стояли две плотины для Богоявленской и Нижнесушинской электростанций, сооруженных горнозаводчиками еще в прошлом веке. Электростанций больше не было, как не было и небольших, полностью выработавших свой ресурс заводов, под которые они строились. Но плотины остались. На обустройство этих плотин дважды отпускались деньги из областного бюджета, и вице-губернатор дважды с триумфом отчитывался об их укреплении, хотя на самом деле деньги уходили не в плотины, а в Швейцарию.

* * *

Когда начальство примчалось к прорванной дамбе, там еще не было ни людей, ни техники. Были только два вневедомственных охранника, вывалившихся из караульного домика при плотине и изрядно пьяных.

Ахрозов бросил свой «Лендкрузер» наверху и сбежал к дамбе вместе с охранником. Денис и Гриша последовали за ним.

Ночь была премерзкая: над водой и в низинах плавал холодный туман, дневной дождь превратился в жидкий снег, и снег этот был такой крупный, что падал почти отвесно, несмотря на злой северо-западный ветер.

Вода лилась из верхнего пруда, словно из наклоненного корыта. Бетонная корка, покрывавшая насыпь, просела, и вода просто выдавила верхнюю, лишенную правильной опоры плиту.

Через пять минут на дамбе показался первый «КамАЗ», груженый породой из карьера. «КамАЗ» осторожно подпятился к промоине и сгрузил в нее содержимое кузова.

– Ближе, ближе! – заорал Ахрозов.

Второй «КамАЗ» уже подкатывался к дамбе. С дороги бежали, застегиваясь на ходу, поднятые по тревоге люди.

– Светлов, поднимай всех, – закричал Ахрозов, – и чтобы правильно сыпали, одну машину крупной породы, а другую со шламом! Гриша, езжай на мелькобинат, я военным уже позвонил, возьми там мешки, у них тысяч десять мешков должно быть, пусть мешки набивают шламом и грузят! Мелькин, открой аварийный сброс! И на Богоявленку звони, пусть там откроют, и на Нижнесушинке!

Денис подошел к Ахрозову. Охрана его следовала за ним.

– Аварийный сброс нам не поможет, Изольдыч, – сказал главный инженер.

– Почему? – спросил Денис.

Ахрозов поглядел на него, подумал, отвечать ли.

– Плита, которую снесло, высотой сорок сантиметров, длиной шесть метров. Умножаем ноль четыре на шесть, получается два и четыре кубометра воды, которые уходят из промоины. Аварийный и штатный сброс на второй плотине вместе дают полтора кубометра.

– А если второе водохранилище переполнится? Тогда что? Затопит Нахаловку?

Ахрозов пристально поглядел на Дениса.

– Что Нахаловку подтопит, это фигня, – сказал Ахрозов. – Ее каждую весну притапливает. Я думал, эта дамба из бетона, а она из сушеного дерьма. А если она рухнет?

– И если рухнет?

– Если рухнет, по реке пойдет цунами. Сначала снесет вторую плотину, потом третью. Потом снесет Богоявленку. У тебя охранников сколько? Шесть?

Денис сморгнул.

Палец Ахрозова уперся в грудь приставленного к Черяге собровца.

– Вы все поступаете в распоряжение моей службы безопасности. Едете на тот берег. Задача – вдоль всей Нахаловки построить защитную дамбу. Если кто умеет водить «БелАЗ», добро пожаловать. У нас будет недостача водителей. Грузитесь в карьере крупной фракцией, на шламоотвале – мелкой. Где есть дорога, едете по дороге. Где изгородь, – сносите изгородь. Где проехать совсем нельзя, носите мешки.

– Мы не можем покидать охраняемое лицо, – сказал старший охранник.

– Поезжай, – распорядился Денис.

Охранник козырнул и отошел. Через мгновение джип сопровождения развернулся и погнал по объездной дороге в поселок. На дороге с визгом затормозил армейский грузовик, один и второй. Из кузова посыпались солдаты, а «Уазик», приехавший вслед за грузовиками, подрулил и встал около заводских джипов.

Из «Уазика» выскочили трое офицеров во главе с высоким пожилым полковником. Денис про себя подивился оперативности военных.

Полковник хмурым взглядом окинул дорогой отъехавший «Гелендеваген», задержался на мгновение взглядом на Денисе и повернулся к гендиректору.

– Ты Ахрозов? – спросил полковник, – я Корягин. Там сейчас мешки с мелькомбината привезут, уже грузят. Я две роты прямо на шламоотвалы отправил, пусть там набивают мешки.

Ахрозов кивнул.

– У тебя саперы есть?

– Вот Сипягин – мой зам по арттехвооружению.

Сипягин был молод и белобрыс.

– Мне нужно, чтобы вы подготовили к взрыву Богоявленскую плотину.

Денис вздрогнул.

– Не понял, – сказал полковник.

– Дамба хреновая, – пояснил Ахрозов. – Если ее прорвет, то гидроудар обрушит остальные две наши дамбы. В верхнем пруду одиннадцать миллионов тонн воды. В нижних – шесть и восемь. Из них вниз уйдут минимум двенадцать миллионов тонн. Ты представляешь, что такое удар в двенадцать миллионов тонн? Его ничто не выдерживает.

– Нахаловку затопит?

– Дело не в том, что ее затопит. Ее снесет к чертовой матери. Самое страшное не наводнение, понимаешь? Самое страшное – это ударная волна. И вашу Богоявленку снесет. А там внизу хладокомбинат.

В представлении Дениса хладокомбинат был не самым грозным сооружением. Полковник, видимо, был того же мнения.

– Ну и что?

– Там в газгольдерах двадцать тонн аммиака. Минимум. Ты представляешь, что будет, если этот аммиак выбросит в атмосферу?

Полковник задумался.

– Это будет то же самое, как если в атмосферу выбросили двадцать тонн иприта. Половина Богоявленска сдохнет в течение десяти минут. Мне нужно, чтобы вдоль всех населенных мест были построены защитные дамбы. Чтобы на хладкомбинате тоже сделали дамбы. Сейчас на обоих плотинах пошел аварийный спуск воды. Но это как спускать море через водопроводную трубу. Если наша дамба не выдержит, обе плотины должны быть взорваны. Сначала Нижнесушинка, потом Богоявленка. Тогда высота ударной волны нигде не превысит полтора метра. В противном случае мы будем иметь два с половиной

Вы читаете Промзона
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату