— Терпение. Делать нечего — попробуем сначала.
— Терпение, да? При том, что мне иной раз такие мысли в голову приходят... такие мысли...
— Какие?
— Дикие, не спорю.
— Говорите, говорите, я не из тех, кто с пеной у рта защищает правительство, порядки, общественное устройство. Можете говорить откровенно.
— Ну так вот, на что это похоже?
— Что именно?
— Да ведь я все о том же: с какой стати мы должны ездить по суше на этой посудине?
— И впрямь...
— Возьмем другой пример: человеку нужно переправиться через реку, озеро, с одного берега на другой, и на чем ему, по-вашему, ехать?
— Говорите, я слушаю.
— Будто сами не знаете! На машине!
— Действительно!.. Только, пожалуйста, не надо так громко: лично у меня нет ни малейшего желания смотреть вместе с вами на родное небо через решетку.
— Решетка не решетка, все равно буду кричать. Сплошная дикость!
— Может быть, может быть.
— Не может быть, а точно! Скажите, у машины что есть?
— Как — что?.. Ну, мотор.
— Здравствуйте! Я имею в виду — снизу.
— Снизу? Колеса.
— Вот именно — колеса. Теперь пораскиньте мозгами.
— Простите, не улавливаю.
— А у лодки чего нет, опять же снизу?
— Полагаю, вы и тут намекаете на колеса.
— Угадали.
— Ну и что?
— Что, что! Думаете, я боюсь? Ошибаетесь, господин хороший!
— Да нет, я так не думаю. Боитесь чего?
— Называть вещи своими именами.
— Ну, я вижу, у вас язык без костей. Продолжайте.
— Как могут колеса ехать по морю или вообще по воде?
— Что правда, то правда.
— А как может киль двигаться по суше?
— И это верно.
— Так чего же вы испугались?
— Я? Нисколько. Просто хочу понять, куда вы клоните.
— Ясно куда. Или, по-вашему, я собираюсь дать задний ход перед...
— О Боже, опять двадцать пять! Перед?..
— Перед установленным порядком и целым рядом из ряда вон выходящих предписаний, исходящих от властей предержащих.
— Да нет же, успокойтесь.
— Либо готов отступить перед тем, что может не понравиться ортодоксам, перед железобетонными нормами пресловутого здравого смысла?
— Нет, что вы, продолжайте ваше рассуждение.
— Так вот, у лодок есть киль, а у машин — колеса.
— Согласен. Ну и что из этого?
— Только чур не подпрыгивать от удивления, не кривиться, не пожимать двусмысленно плечами, не покрываться испариной, не падать в обморок и все такое прочее!
— А я и не собираюсь.
— Вот и отлично. И поскольку я вас спрашиваю: разве не было бы естественнее, проще, более... более...
— Черт возьми! Ну?
— Не знаю, как и сказать.
— Говорите как есть, слушатель я благодарный, мне все интересно.
— Друг!
— Можете считать меня другом.
— Друг, а не проще было бы...
— Или договаривайте, или катитесь подальше!
— А не проще, не естественнее и так далее и тому подобное...
— Все! Мое терпение лопнуло!
— Минутку. Разве не было бы и так далее и тому подобное ездить по суше на машинах, а по морю на лодках? Тогда кили вторых легко бы скользили в воде, а колеса первых с тем же успехом крутились бы по земле!
— Но позвольте... Вы отдаете себе отчет?..
— Прицепились-таки! А ведь я чувствовал.
— И это вы называете прицепиться! Да я возмущен, во мне все кипит, я не верю своим ушам.
— Ей-богу, чувствовал. Но разве вы сами не вызывали меня...
— На откровенность? Всему есть предел. Уж не намерены ли вы?..
— Нет, не намерен, я просто отмечаю. И если вы вдумаетесь...
— Ни во что не собираюсь вдумываться и вам не позволю... Нечего сказать, дал втянуть себя в историю: этот субъект обыкновенный... обыкновенный подстрекатель...
— Замолчите, вы меня погубите. Беру свои слова обратно.
— Слишком поздно! Мой долг заявить на вас куда следует, разоблачить вас... разоблачить...
— Сколько угодно — хоть раз обличайте, хоть десять! Ах, умри Самсон с филистимлянами!
(Ну и ну! Никогда не знаешь, на какого психопата наскочишь!)
НЕМАЯ
I
Идут... Идут... Нет, не идут, быть не может, еще не время. Но если не идут сейчас, придут потом, неизбежно. Черт возьми, но ведь это случится с каждым, не только со мной. Да, безусловно, но у других все иначе. Почему иначе? Вот это и следует выяснить, и не из праздного интеллектуального любопытства а (какое мне дело до самой по себе проблемы и до чужих ощущений?), а для того, чтобы по возможности соотнести себя с другими. Что ж, попробуем тут разобраться; надо обязательно и притом срочно придумать, как мне встретить смерть. Начнем все сначала. Итак, я рассуждал следующим образом: чем отличается ожидание (смерти) у всякого человека от ожидания смерти у приговоренного, каковым являюсь я? Разумеется, сказал я себе по зрелом размышлении, разница в том, что первый не знает, когда и каким образом он умрет; поэтому достаточно мне привести себя в состояние незнания, чтобы страх отступил.