раздробленного черепа и простреленной груди лилась кровь. А уцелевшие террористы – кто знает, сколько их было? – умчались, чтобы вскоре стянуть чулки с головы и раствориться в толпе гуляющих по Парижу.

– Merde, merde, merde![137] – заревел Клод Моро, появляясь из-за одной из машин Второго бюро, охранявших американцев. – Мы сделали все и ничего не сделали!.. Внесите тела и никому ни слова. Я опозорен, так мне и надо!.. Посмотрите, что с послом, он жив. Быстро!

Среди американцев, бросившихся из посольства на помощь, был Стэнли Витковски. Он подбежал к Моро, схватил его за плечи под вой сирен приближающейся полиции и крикнул:

– Слушай, француз! Ты будешь делать и говорить только то, что я скажу, иначе я объявляю войну и тебе и ЦРУ! Понятно?

– Стэнли, – пробормотал шеф Второго бюро, совсем пав духом, – я потерпел такой провал. Делай, что хочешь.

– Никакого провала, кретин, потому что ты просто никак не мог этого проконтролировать! Эти проклятые убийцы пожелали сегодня умереть, и четверо погибли! Никто не способен контролировать таких фанатиков. Вы не можете, мы не можем, никто не может, потому что им плевать на свою жизнь. Да и не под силу удержать этих преступников-фанатиков, но мы можем их перехитрить, и уж кому, как не вам, это известно!

– О чем вы говорите, полковник?

– Зайдем внутрь, и, клянусь, я оторву вам голову, если откажетесь делать то, что нам надо.

– Можно спросить, в какой области?

– Конечно, можно. Вы будете тихо врать своему правительству, прессе, любому сукину сыну, который пожелает выслушать вас.

– Так что, моя могила становится глубже?

– Нет, только так вы можете из нее выбраться.

Доктор Ханс Траупман направил свой небольшой быстроходный катер к скромному причалу небольшого коттеджа у реки. Света не нужно было, поскольку сияла яркая летняя луна, отражаясь в воде.

У Траупмана не было и помощников, чтобы укрепить судно: они бы обернулись лишними затратами, которые лишенный сана лютеранский священник не мог себе позволить. Гюнтер Ягер, как было известно его немногочисленным друзьям в бундестаге, экономил свои дойчмарки; поговаривали, что арендная плата за бывший лодочный сарай, переоборудованный в коттедж на берегу Рейна, минимальна. Прежнее имение снесли, чтобы в ближайшем будущем построить новый дом. Фактически будет построено не просто имение, а величественная крепость, оборудованная по последнему слову техники, чтобы обеспечить уединение и безопасность новому фюреру. Скоро наступит тот день, когда Братство станет управлять бундестагом. Горы Берхтесгаден заменят воды мощного Рейна, ибо Гюнтер Ягер предпочитает неподвижным снежным склонам постоянно текущую реку.

Гюнтер Ягер … Адольф Гитлер! Хайль Гитлер… Хайль Ягер! Этому человеку подходит даже слоговой ритм. Все большим и большим числом малоизвестных публике внешних атрибутов своего предшественника обзаводился Ягер: абсолютная цепочка власти; избранные единицы личных помощников, через которых проходили все назначения; пренебрежение к физическим контактам, кроме краткого рукопожатия; явно искренняя привязанность к детям, но не к младенцам и, наконец, равнодушие к сексу. Восхищаться женщинами можно эстетически, но не сладострастно, даже непристойные замечания были неприемлемы в его присутствии. Многие приписывали это пуританство его прежним обязательствам священнослужителя, но Траупман, лечивший мозг, так не считал. Он, напротив, подозревал, что за этим кроется нечто более мрачное. Наблюдая за Ягером в присутствии женщин, он подметил краткие вспышки ненависти в глазах нового фюрера, когда женщина была в слишком откровенном платье или пыталась обольстить мужчину. Нет, Гюнтером Ягером двигало отнюдь не чувство непорочности – у него, как и у его предшественника, был патологический страх перед женщинами, опасение, что они слишком многое могут разрушить своей хитростью. Но хирург мудро решил оставить эти мысли при себе. Главное – это новая Германия, и если для этого нужна харизматическая личность с одним-двумя недостатками, так тому и быть.

Врач попросил о личной аудиенции сегодня ночью, поскольку события происходили в той области, о которой Ягер мог и не знать. Помощники были ему безмерно преданны, но никто не хотел взять на себя роль гонца с плохими вестями. Траупман же знал, что ему ничего не угрожает, ибо он буквально вырвал этого вдохновенного оратора из рук разъяренной церкви и протолкнул его в первые ряды Братства. В конечном счете, если кто и мог отпихнуть его назад, так это прославленный хирург.

Траупман укрепил катер и неловко, покряхтывая, взобрался на причал. Его приветствовал могучий охранник, появившийся из тени прибрежных деревьев.

– Пойдемте, Herr Doktor, – позвал он. – Фюрер ждет вас.

– В доме, разумеется?

– Нет, сэр. В саду. Идите за мной, пожалуйста.

– В саду? Клочок земли с капустой стал теперь садом?

– Я сам высадил огромное количество цветов, а наши сотрудники расчистили берег. Теперь там плиты вместо зарослей тростника и гор мусора.

– Вы не преувеличиваете, – сказал Траупман, когда они подошли к небольшому расчищенному участку у берега Рейна, там с трех ветвей свисали фонари, и теперь другой помощник зажигал фитили.

На вымощенном плитами внутреннем дворике была расставлена садовая мебель: три стула с прямыми спинками и белый стальной стол – пасторальное место уединения для медитации или конфиденциальных встреч. На дальнем стуле сидел новый фюрер Гюнтер Ягер, отсветы мерцающего света фонарей падали на его светлые волосы. Увидев старого друга, он поднялся и раскрыл объятия, тут же опустив левую руку и протягивая правую.

– Как хорошо, что вы приехали, Ханс.

– Я просил об этой встрече, Гюнтер.

– Чушь. Вам ни о чем не надо просить, просто скажите, что вам нужно. Садитесь, садитесь. Могу я предложить вам что-нибудь, может быть, выпить?

– Нет, спасибо. Хочу поскорее вернуться в Нюрнберг. Мой телефон просто разрывается от неперехваченных звонков.

– Неперехваченных?.. Ах да, скрэмблеры.

– Вот именно. У вас такие же.

– Правда?

– Может, каналы другие, но все, что я узнал, вы тоже должны знать.

– Понятно, согласен, так что за срочность, доктор?

– Что вам известно о последних событиях в Париже?

– Все, я полагаю.

– Герхард Крёгер?

– Застрелен американцами во время стычки в отеле «Интерконтиненталь». Тем лучше, ему вообще незачем было ехать в Париж.

– Он считал святым долгом выполнить свою миссию.

– Какую?

– Убить проникшего в долину офицера ЦРУ Гарри Лэтема, которого он сам и разоблачил.

– Мы найдем американца, хотя это и не важно, – сказал Ягер. – Долина больше не существует.

– Но вы уверены, что Крёгер мертв?

– Так сказано в отчете, посланном нашим посольством в боннскую разведку. Это всем известно в тех кругах, хотя они и прячут информацию, чтобы нас не засветить.

– Доклад, который, если я не ошибаюсь, вышел из американского посольства.

– Видимо. Им известно, что Крёгер наш человек… они не могут этого не знать. Этот тупица стал стрелять