Фонтин подошел к стулу, на который бросил свой пиджак, и вытащил из кармана ксерокопию.

– Вы, наверное, читали тот журнал. Не помните, что там было написано?

– Вам нельзя его преследовать. Он вас убьет.

– Вы не можете припомнить?

– Они шли два дня и двигались очень запутанными тропами… Он может быть сейчас где угодно. Он сужает район поисков. Он бредет вслепую. Если он вас заметит, то убьет детей.

– Он меня не заметит, если я доберусь туда первым! Если я буду его там дожидаться. – Эдриен развернул сложенные листки бумаги.

– Мне это уже читали. Там нет ничего, что могло бы вам помочь.

– Должно быть! Здесь сказано все, что нужно знать.

– Вы ошибаетесь, – сказал Гольдони, и Эдриен понял, что Гольдони на этот раз не лжет. – Я попытался его в этом убедить, но он не стал слушать. Ваш дед все очень хорошо подготовил, но не учел, что люди могут внезапно умереть, их может подвести здоровье…

Фонтин оторвал взгляд от страниц. В глазах старика была беспомощность. В горах бродил убийца, а он беспомощен. Безусловно, одна смерть повлечет за собой другую смерть. Ибо, несомненно, его жена погибла.

– Что же он подготовил? – тихо спросил Эдриен.

– Я вам скажу. Вы не то что ваш брат. Мы хранили эту тайну тридцать пять лет. Лефрак, Капомонти и мы. И еще один человек. К нам он не имеет отношения – и он умер так внезапно, что не успел сделать соответствующие распоряжения…

– Кто?

– Торговец по фамилии Ляйнкраус. Мы с ним не были близко знакомы.

– Расскажите.

– Мы все эти годы ждали, что к нам придет человек, потомок Фонтини-Кристи… – начал безногий.

Они – Капомонти, Гольдони, Лефрак – полагали, что к ним придет человек, придет с мирными намерениями. Он будет разыскивать железный ларец, спрятанный в горах. Этот человек должен был знать о путешествии в горы, которое много лет назад предприняли отец с сыном, и он должен был знать, что в регистрационном журнале Гольдони это путешествие описано – это знали все те, кто нанимал Гольдони своими проводниками. И поскольку восхождение в горы заняло два дня, за которые отец с сыном и проводник покрыли значительное расстояние, пришелец должен был назвать точное место, откуда путешествие началось, – у железной дороги, неподалеку от вырубки, называвшейся некогда «Ошибка охотников». Лет сорок назад вырубку забросили, и она заросла деревьями и кустарником. Это произошло задолго до того, как в горах спрятали тот ларец, но вырубка существовала, когда отец с сыном предприняли свое восхождение в горы летом 1920 года.

– Мне казалось, эти вырубки назывались по названию…

– Птиц?

– Да.

– Большинство, но не все. Солдат спрашивал, нет ли поблизости вырубки, в названии которой есть слово «ястреб». Но в горах близ Шамполюка не водятся ястребы.

– Картина на стене, – задумчиво произнес Эдриен скорее самому себе, чем альпийцу.

– Как?

– Мой отец вспоминал, что в Кампо-ди-Фьори висела картина со сценой охоты. Он считал, что эта картина что-то обозначает.

– Солдат не говорил про нее. И не объяснил, зачем ему эта информация, сказал только, что должен ее получить. Он ничего не говорил про поиски клада. Про журналы. И почему ему так важно отыскать старую вырубку около железнодорожного полотна. Он что-то скрывал. И совершенно очевидно, что пришел к нам не с миром… Солдат, который угрожает оружием безногому калеке, коварен. Я ему не поверил.

Все, что натворил тут его брат, никак не вязалось с воспоминаниями этих людей о семействе Фонтини- Кристи. Все решилось бы очень просто, если бы он был с ними откровенен, если бы он пришел с миром. Но майору это оказалось не под силу. Он всегда воевал со всеми…

– Значит, в районе той заброшенной вырубки «Ошибка охотников» и находится место захоронения ларца?

– По-видимому, так. Есть там несколько старых троп, которые ведут от железной дороги к высокогорьям. Но какая тропа? Какая вершина? Мы этого не знаем.

– Но в журнале это место должно быть описано.

– Если известно, где искать. Солдат не знает.

Эдриен задумался. Его брат объездил весь мир, ему удавалось обвести вокруг пальца разведки многих стран.

– Вы его недооцениваете.

– Он не то что мы. Он чужой в горах.

– Да, – задумчиво произнес Эдриен. – Он совсем другой. Куда он направился? Вот о чем сейчас надо подумать.

– В какое-нибудь труднодоступное место. Далеко от исхоженных троп. Место, куда редко доходили люди. Тут таких мест сколько угодно.

– Но вы только что сказали, что он… сужает район поисков.

– Что-что?

– Нет, ничего. Я просто размышляю. Неважно. Понимаете, он знает, чего не надо искать. Он знает, что ларец был очень тяжелым. Его надо было перевозить с помощью механических приспособлений. Поэтому он начнет свой поиск с чего-то, о чем в журнале не упоминается.

– Мы не знали этого.

– А он знает.

– Но сейчас ночь – что он сможет?

– Взгляните в окно! – сказал Эдриен. В небе уже забрезжил рассвет. – Расскажите мне о том торговце. О Ляйнкраусе.

– Ляйнкраусе?

– Да. Какое он имел отношение к ларцу?

– Ответ на этот вопрос он унес в могилу. Даже Франческа не знает.

– Франческа?

– Моя сестра. Когда все мои братья умерли, она оказалась старшим ребенком. И конверт передали ей.

– Конверт? Какой конверт?

– С инструкциями вашего деда.

«…Поэтому, если окажется, что Альфредо не самый старший, ищите сестру…»

Эдриен снова развернул листки отцовских воспоминаний. Если даже крупицы истины дошли сквозь десятилетия с такой точностью, то надо повнимательнее отнестись к этим разрозненным воспоминаниям отца.

– Моя сестра всю жизнь прожила в Шамполюке, с тех пор как вышла за Капомонти. Она лучше всех нас знала семью Ляйнкрауса. Старик Ляйнкраус умер в своем магазине. Там случился пожар. Многие считали, что это не случайность.

– Не понимаю.

– Ляйнкраусы – евреи.

– Ясно. Продолжайте. – Эдриен перевернул страницу.

«…Торговца недолюбливали. Он был еврей… А для Савароне, который резко осуждал погромы в царской России… доброе отношение к представителям гонимой нации было естественным…»

Гольдони продолжал свой рассказ. Человеку, который придет в Шамполюк и заговорит о железном ларце, о позабытом путешествии в горы, о вырубке близ железной дороги, надо было передать конверт, унаследованный старшим ребенком Гольдони.

– Поймите, синьор, – говорил безногий. – Мы теперь одна семья. Капомонти и Гольдони. Столько лет прошло, никто не приходил, и мы все это уже давно обсуждаем вместе.