Совершить посадку близ Шамполюка оказалось не так сложно, как уверял Эдриена пилот. Но аэродром и вправду был закрыт: радиосвязь отсутствовала, в окнах диспетчерской башни свет не горел. Однако единственная взлетно-посадочная полоса была размечена: вдоль восточного и западного периметра мерцали сигнальные огни.

Эдриен пересек летное поле и направился к зданию с освещенными окнами. Это была полукруглая металлическая раковина пятидесяти футов в длину и футов двадцать пять в высоту. Ангар для частных самолетов. Дверь открылась, и на траву пролился яркий свет из помещения. В дверном проеме вырос силуэт парня в комбинезоне. Он чуть подался вперед, всматриваясь во тьму, потом едва слышно зевнул.

– Вы говорите по-английски? – спросил Фонтин.

Он говорил – нехотя и плохо, но понять его было можно. И сообщил Эдриену то, что тот ожидал услышать. Сейчас четыре часа утра, и все в округе закрыто. Что это за сумасшедший пилот, который решился прилететь сюда в такой час? Может, стоит вызвать полицию?

Фонтин достал из бумажника несколько крупных банкнот, держа их на свету. Сторож уставился на деньги. Сумма, вероятно, превосходила месячное жалованье сердитого человека.

– Я совершил очень длительное путешествие, чтобы разыскать кое-кого. Я не сделал ничего противозаконного – только нанял в Милане самолет, и он доставил меня сюда. Для полиции я не представляю интереса, но мне необходимо найти того, кого я ищу. Мне нужна машина и маршрут.

– А вы не преступник? Прилететь в такое время…

– Не преступник, – прервал его Эдриен, сдерживая нетерпение и стараясь говорить как можно спокойнее. – Я юрист. Avvocato,[22] – добавил он по-итальянски.

– Avvocato? – уважительно переспросил сторож.

– Мне нужно найти дом Альфредо Гольдони.

– Это безногого, что ли?

– Я не знаю. Мне известно только его имя.

Он получил старенький «Фиат» с драной обивкой на сиденьях и потрескавшимися стеклами. Дом Гольдони находится в восьми-десяти милях от городка – так сказал ему сторож. Ехать надо на запад. Он нарисовал план, по которому легко было ориентироваться.

При свете фар Эдриен увидел металлический забор, а за забором во тьме различил силуэт дома.

Внутри горел тусклый свет, который освещал ниспадающие ветви сосен, высящихся перед фасадом старого здания у дороги.

Эдриен снял ногу с педали акселератора, решая, не стоит ли остановиться здесь и пройти остаток пути пешком. Странно только, что без четверти пять утра в доме горит свет – этого он не ожидал…

Он увидел столбы с телефонными проводами. Может быть, ночной сторож аэродрома позвонил Гольдони и предупредил его о неожиданном госте? Или все фермеры в этих местах обычно встают в столь ранний час?

Он решил подъехать к дому. Если сторож позвонил или если в доме Гольдони уже начинался рабочий день, автомобиль может оказаться куда менее пугающей неожиданностью, нежели тихо подкравшийся к дому незнакомец.

Эдриен свернул на подъездную аллею, миновав высокие сосны, и затормозил около дома. Аллея тянулась дальше, мимо дома, и упиралась в амбар. Сквозь распахнутые ворота при свете фар своего «Фиата» он увидел сваленные в амбаре инструменты. Он вылез из машины, прошел под зашторенными окнами и приблизился к двери. Это была типичная дверь деревенского дома – толстая и широкая, верхняя часть была отделена от нижней: такая дверь позволяла освежающему летнему ветерку врываться в дом и в то же время ограждала обитателей от полевых зверьков. В центре висел тяжелый медный молоток. Он постучал.

И стал ждать. Никто не ответил. В доме было тихо.

Он постучал снова, на этот раз громче, делая более длинные промежутки между громкими металлическими ударами.

За дверью раздался какой-то звук. Неясный, короткий. Словно прошелестел лист бумаги или ткани, словно рука провела по одежде. Что?

– Пожалуйста! – крикнул он. – Меня зовут Фонтин. Вы знали моего отца и его отца. Из Милана. Из Кампо-ди-Фьори. Пожалуйста, мне нужно с вами поговорить. Я не причиню вам зла.

Тишина, ни звука.

Он вернулся на лужайку и подошел к освещенному окну. Прижал лицо к стеклу и попытался рассмотреть комнату сквозь тонкие белые занавески. Но ему мешали складки. А толстое стекло альпийских окон искажало смутные очертания предметов внутри.

Но потом, когда глаза уже могли различить что-то сквозь стекло, он увидел – и на мгновение ему почудилось, что во второй раз за сегодняшнюю ужасную ночь он вот-вот лишится рассудка.

В дальнем левом углу комнаты он разглядел фигуру безногого мужчины, мелкими, конвульсивными рывками продвигавшегося по полу. Изуродованное тело выше талии было огромным, мощным. Рубаха доходила ему до коротких толстых культяпок – остатки ног были облачены в белые трусы.

Безногий!

Альфредо Гольдони. Эдриен смотрел, как Гольдони перебрался в темный угол комнаты. В руках он держал какой-то продолговатый предмет, сжимая его так, как тонущий держит спасательный круг в бурном океане. Это была короткоствольная винтовка. Зачем?

– Гольдони! Прошу вас! – закричал Фонтин в окно. – Мне надо с вами поговорить. Если вам позвонил сторож, он должен был вам сказать!

Грохнул громоподобный выстрел: стекло разлетелось вдребезги, и осколки посыпались на Эдриена, впиваясь в кожу, дождевик и пиджак. В последний миг он успел увидеть, как поднялся черный ствол винтовки, и метнуться в сторону, прикрыв лицо. Тысячи мельчайших осколков впились в руку точно ледяные иголочки. Если бы не толстый свитер, купленный в Милане, он бы сейчас истекал кровью. Тем не менее рука