судить, они даже расширили свое дело. В настоящее время им управляет Нейтэн Лефрак, который стал наследником, женившись на представительнице рода Капомонти. Я помню этого человека. Конечно, в то время это был не взрослый мужчина, поскольку он на год-два младше меня. Он сын купца, торговавшего с Капомонти. Мы были друзьями. Я точно помню, что в семье Капомонти его любили и надеялись, что он женится на одной из дочерей Капомонти. Видимо, так и произошло.
В детстве и в юности, отправляясь в Шамполюк, мы всегда останавливались в пансионате Капомонти «Локандо». Я очень хорошо помню теплый прием, смех, пылающие камины и уют. Это была простая семья – в высшей степени открытые и искренние люди. Савароне они очень нравились. Если бы он решил доверить кому-то тайну в Шамполюке, то лишь старику Капомонти – он был надежен как скала».
Эндрю отложил листки и взял карту. Он снова проследил линию Церматтской железнодорожной ветки и снова забеспокоился. Из всех вырубок, которые назвал отец, осталось только четыре, но в названиях ни одной из них не упоминался ястреб.
Картина, висевшая в кабинете в Кампо-ди-Фьори, оказалась не совсем такой, какой ее запомнил отец. Там не было птиц, выпорхнувших из кустов. Там были охотники на поросшем высокой травой лугу, их взгляды и ружья были устремлены вперед, а высоко в небе лениво парили ястребы: иронический комментарий художника к неудачной охоте.
Отец говорил, что вырубки назывались «Пик орла», «Воронья сторожка» и «Гнездо кондора». Должна быть еще одна вырубка, в названии которой фигурирует «ястреб». Но если она когда-то и существовала, то теперь исчезла. Прошло полвека, и несколько заброшенных вырубок вдоль железнодорожного полотна в Альпах, конечно же, давно уже никого не интересуют. Кто, в самом деле, может вспомнить, где на такой-то улице тридцать лет назад была остановка трамвая, если и рельсы давно уже заасфальтированы! Он отложил карту и снова взялся за ксерокопию. Ключ скрыт где-то здесь, в этом тексте…
«…Мы остановились в центре городка, чтобы то ли пообедать, то ли попить чаю – забыл. Савароне вышел из кафе и отправился на почту проверить, нет ли для него телеграммы, – это я точно помню. Он вернулся очень расстроенный, и я даже испугался, что наше путешествие в горы не состоится. Однако, пока мы сидели в кафе, посыльный принес отцу какое-то сообщение, которое его весьма обрадовало. Больше о возвращении в Кампо-ди-Фьори он уже не говорил. Ужасный для семнадцатилетнего мальчишки миг разочарования счастливо миновал. Из кафе мы зашли в магазинчик. У его хозяина было немецкое по звучанию имя, не итальянское и не французское. Мой отец обыкновенно покупал у него провизию и снаряжение, потому что жалел его. Хозяин был еврей, а для Савароне, который резко осуждал погромы в царской России и лично был знаком с Ротшильдами, доброе отношение к представителям гонимой нации было естественным. Я смутно припоминаю малоприятный эпизод в магазине в тот день. Я уже и не помню, что именно произошло, но что-то серьезное, что вызвало у отца тихий, но решительный гнев. Гнев и печаль, если мне не изменяет память. Мне сейчас мерещится, что тогда он утаил от семнадцатилетнего мальчика подробности происшествия, но после стольких лет, возможно, это мне только кажется.
Мы покинули магазин и отправились к дому Гольдони в конной повозке. Помню, как я рассматривал свой новенький рюкзак с канатами, альпенштоком, лопаткой и крюками. Я ужасно гордился этим снаряжением, потому что в моих глазах оно символизировало мое превращение в мужчину. Опять-таки мне смутно кажется, что, пока мы находились у Гольдони, в доме стояла какая-то печальная атмосфера. Не могу сказать, почему даже после стольких лет это ощущение не покидает меня, но я соотношу его с тем фактом, что мне никак не удавалось привлечь внимание мужчин в доме Гольдони к моему рюкзаку. И отец, и дядья, и, конечно же, взрослые сыновья, похоже, были заняты чем-то другим. Было условлено, что один из сыновей Гольдони на следующее утро поведет нас в горы. Мы пробыли у них еще несколько часов, а потом продолжили путь в повозке до «Локандо» Капомонти. Помню, что, когда мы отправились в путь, уже стемнело, а поскольку дело было летом, то, значит, было уже половина восьмого или восемь».
«Итак, таковы факты, – думал Эндрю. – Мужчина с сыном приезжают в городок, обедают, покупают кое-что в лавке у еврея, которого недолюбливают в округе, потом нанимают проводников, а избалованный подросток обижен тем, что взрослые не уделили должного внимания его новенькому альпинистскому снаряжению. Вся информация сводится к одному имени – Гольдони».
Эндрю допил кофе и навинтил пластиковый стаканчик на термос. Солнце светило вовсю. Пора двигаться. Он сгорал от нетерпения. Многие годы тренировок и участия в боевых операциях подготовили его к предстоящим нескольким дням поисков. Где-то глубоко в горах зарыт ларец, и он его непременно найдет!
«Зоркий корпус» будет отомщен сполна.
Майор повернул ключ зажигания, мотор взревел. Надо купить одежду, снаряжение и оружие. И увидеться с мужчиной по фамилии Гольдони. Или с женщиной по фамилии Гольдони. Скоро он это узнает.
Эдриен сидел за рулем припаркованного к обочине автомобиля и вытирал платком рот. Он не мог избавиться от запаха и привкуса блевотины, как не мог отогнать видения двух истерзанных человеческих тел, обнаруженных им в темном доме. Как не мог забыть смрад смерти.
По лицу его градом катился пот. Такого нервного напряжения он никогда в жизни не испытывал, никогда еще не ощущал такого смертельного страха.
Его снова затошнило. Он подавил тошноту, несколько раз глубоко вдохнув. Надо обрести спокойствие и хладнокровие, надо действовать. Нельзя просто вот так сидеть в машине. Надо перебороть шок и обрести ясность мысли. Все, что ему остается, – это способность трезво мыслить.
Безотчетным движением он вытащил из кармана листки с ксерокопированным текстом отцовских воспоминаний и включил фонарик. Слова всегда выручали его – он умеет анализировать слова, оттенки их значений, тонкие нюансы смысла, простоту и сложность.
Эдриен разложил странички и стал неторопливо их перечитывать. Итак, мальчик с отцом приехали в город Шамполюк. Мальчик сразу почувствовал: что-то неладно, возможно, даже не просто неладно. «…Он вернулся очень расстроенный… Я даже испугался, что наше путешествие…» Магазин, принадлежащий еврею, гнев отца. «Я уже и не помню, что именно произошло, но что-то серьезное, оно вызвало у отца… гнев». И печаль. «Гнев и печаль, если мне не изменяет память». Потом их сменило неясное чувство обиды и растерянности: подростку не уделяли должного внимания те, чье внимание он пытался завоевать. «И отец, и дядья, и, конечно же, взрослые сыновья были заняты чем-то другим». Их внимание отвлекло иное – то, что вызвало гнев отца? Печаль? А неотчетливые воспоминания, в свою очередь, сменялись рассказом о царившей в доме доброй атмосфере и о пансионате на северной окраине городка, о «теплом приеме». Но за мирной интерлюдией очень скоро следовала смутная печаль и тревога: «Про пансионат Капомонти я мало что помню, разве только теплый прием, как много раз прежде. Но одно осталось в памяти: впервые за все время путешествий в горы у меня была отдельная комната, которую я занимал без младшего брата. Это было очень существенным шагом вперед – я наконец-то почувствовал себя по-настоящему взрослым. Потом был ужин, за которым отец и старик Капомонти изрядно выпили. Я помню это, потому что отправился спать, думая о предстоящем походе в горы, долго слышал их громкие, возбужденные голоса, доносившиеся снизу, и думал, как они не боятся разбудить постояльцев. В то время это был крошечный пансионат, и, кроме нас, в доме было еще, наверное, три или четыре человека. Странно, что это меня тогда заботило, но я никогда не видел отца пьяным. Я до сих пор толком не знаю, был ли он тогда пьян, но шумел вовсю. Ведь для молодого паренька, который в день своего семнадцатилетия ожидал драгоценного подарка, мечты всей его жизни – восхождения на настоящую гору в окрестностях Шамполюка, – даже мысль о том, что наутро отец встанет ослабевшим и злым, была нестерпима.
Однако ничего подобного не произошло. Утром приехал проводник Гольдони с провизией, позавтракал с нами, и мы тронулись в путь.
Сын Капомонти – а может быть, это был молодой Лефрак – немного подвез нас троих в повозке. Мы распрощались с ним и договорились, что он будет ждать нас на том же месте вечером следующего дня. Два дня в горах и ночевка со взрослыми! Меня переполняла радость, потому что я знал, что мы разобьем лагерь в горах выше, чем обычно поднимались с младшими братьями».
Эдриен положил листки на сиденье. В последних абзацах описывались запомнившиеся отцу горы, тропы и виды. Путешествие в горы началось.
Необходимая информация, очень возможно, заключена именно в этих сбивчивых описаниях. Надо выявить отдельные вехи их путешествия – тогда можно восстановить весь маршрут. Но какие вехи? Какой
