две. На старой шамполюкской карте они были помечены как «Ошибка охотников» и «Воробьиная ветка» – ястреб не упоминался. И все же это одна из них!
Эндрю взглянул на своих заложников. Брат и сестра сидели на земле и тихо переговаривались испуганным шепотом, поглядывая на него. В их глазах теперь не было ненависти – только испуг и мольба. «Мерзкие создания», – подумал майор. Он не сразу понял, что именно вызывало у него омерзение. В Юго- Восточной Азии дети их возраста уже участвовали в войне наравне со взрослыми, носили оружие поверх военной формы, похожей на пижаму. Они были его врагами, но он уважал их.
А к этим детям он не испытывал никакого уважения. В их лицах не было силы. Только страх, а страх вызывал у майора омерзение.
– Встать! – Он не сдержался и заорал, глядя на эту перепуганную мелюзгу, в чьих глазах не было и следа достоинства.
Господи, как же он презирает этих бесхребетных слабаков!
Oн прикончит их – обязательно!
Эдриен взглянул на виднеющееся вдалеке за хребтом плато. Хорошо, что старик Гольдони дал ему перчатки. Сейчас, в теплое время года, они спасали его не от холода, а от острых камней и уступов в скалах. Без перчаток он тут же изодрал бы себе ладони и пальцы в кровь. Для человека, привыкшего хоть к мало-мальской физической нагрузке, восхождение на эту гору не представляло бы труда. Но он бывал в горах только как лыжник и поднимался на вершины, сидя в кабинке фуникулера. В жизни ему редко приходилось полагаться на мускулы, и он не был уверен в своем чувстве равновесия.
Самыми трудными оказались последние несколько сотен ярдов. На карте Ляйнкрауса это место было помечено: скопление серых скал у подножия сланцевых гор, которых, как знает каждый скалолаз, надо избегать, ибо в таких местах порода очень ломкая. Кристаллическая сланцевая гора выше переходила в крутой утес, вздымающийся на высоту в сотню футов над сланцевой горой. Левее слоистых гор сразу начинался непроходимый альпийский лес: деревья поднимались вертикально из каменистой почвы склона. Невесть как выросшая зеленая стена, обрамленная голыми горами. Тропа Ляйнкрауса была отмечена в пятидесяти футах от сланцевых гор. Она вела на вершину лесистого склона, заканчивающегося еще одним плато: тут завершался второй этап его путешествия.
Эдриен потерял тропу из виду. Ею не пользовались многие годы, и она заросла. Однако за деревьями ясно виднелся хребет. Раз он его видит, там есть подъем.
Он вошел в густой альпийский лес и стал карабкаться по крутому склону, продираясь сквозь колючий кустарник и острую хвою.
Добравшись до хребта, он сел и перевел дыхание. Плечи ныли от постоянного напряжения. По его подсчетам, расстояние от того плато до этого хребта составляло три мили. Он добрался сюда за три часа. Миля в час – через скалы и миниатюрные долины, через холодные горные ручьи, все выше и выше по бесконечным горным склонам. Только три мили. Он взглянул вверх. Тучевая завеса продержалась все утро. И день будет хмурым. Небо здесь походило на небо над Норт-Шором перед штормом.
Когда-то они вместе плавали на яхте в шторм. Смеясь, вступали в единоборство со стихией. Уверенные, что им под силу справиться с волнами, они бесстрашно летели навстречу дождю и ураганным ветрам в открытое море.
Нет, не надо об этом вспоминать. Он встал и посмотрел на план Ляйнкрауса, срисованный с фронтисписа семейной Торы.
На рисунке все казалось просто, но лежащая перед ним дорога простой не была. Он видел свою далекую цель – третье плато на северо-востоке, одиноко возвышающееся посреди моря альпийских лесов. Но горный хребет, на котором он находится сейчас, полого спускается к востоку, подступая к подножию новой горной гряды и уводя его значительно в сторону от плато. Он пошел вдоль темнеющей стены леса, который только что преодолел, и приблизился к краю глубокого ущелья, скалистое дно которого походило на окаменевший бурный поток. Обозначенная на плане тропа шла от одной лесной опушки к другой. Но никакой скалистой гряды на плане не было.
За долгие годы, протекшие с тех пор, как кто-то из Ляйнкраусов в последний раз посещал высокогорную могилу, произошли многие геологические изменения. Одного внезапного сдвига почвы – землетрясения, горного обвала – было достаточно, чтобы тропа стала недоступной.
И все же он отчетливо видел плато. Путь к нему преграждали, казалось бы, труднопроходимые горные кручи, но, преодолев их, он мог оказаться совсем близко к цели – на тропе, которая приведет прямо к тому плато. Вряд ли за эти десятилетия на той стороне что-то изменилось. Он осторожно спустился по уступам к каменной реке и кое-как, стараясь не поскользнуться и не свалиться в одну из бесчисленных расщелин, полез вверх к дальнему лесу.
Третья вырубка оказалась тем, что он искал! «Ошибка охотников». Ныне заброшенная, но когда-то – идеальное место для выгрузки ларца из поезда. Дорога от горного массива к Церматтской ветке казалась вполне проходимой и для машины, и для повозки, а местность вокруг была достаточно ровная. Сначала Эндрю засомневался: уж слишком коротка бывшая вырубка, хотя с удобным подъездом по обе стороны полотна. Сразу за вырубкой рельсы делали резкий поворот к горным грядам. Но потом он вспомнил: отец говорил, что и состав из Салоник был очень коротким – четыре товарных вагона и паровозик.
Такой поезд вполне мог уместиться на прямом участке рельсов. И в каком бы из четырех вагонов ларец ни находился, его без труда можно было вытащить и погрузить на поставленную рядом с железнодорожным полотном платформу.
Но в том, что он близок к цели, его окончательно убедило неожиданное открытие. К западу от колеи явно некогда существовала дорога. Деревья, выросшие на ее месте, были куда ниже и моложе, чем высящиеся вокруг толстые кряжистые стволы. Этой дорогой давно не пользовались, но то, что это была именно лесная дорога, не подлежало сомнению.
– Лефрак! – крикнул Эндрю восемнадцатилетнему юноше. – Что там? – И указал на северо-запад, туда, куда уходила просека.
– Деревня. В пяти-шести милях отсюда.
– Она стоит у железной дороги?
– Нет, синьор. На пашне, у подножия гор.
– Есть туда какая-нибудь дорога?
– Цюрихское шоссе и…
– Ладно! – Эндрю не дослушал по двум причинам. Во-первых, он уже услышал то, что хотел услышать. А во-вторых, заметил, что девчонка побежала к лесу с восточной стороны от колеи.
Эндрю вытащил пистолет и дважды выстрелил. Выстрелы эхом прокатились по лесу, пули взбили фонтанчиками землю справа и слева от бегущей девочки. Она вскрикнула, насмерть перепуганная. Ее брат, захлебнувшись слезами, бросился на него. Майор увернулся и ударил паренька рукояткой пистолета по виску.
Сын Лефрака рухнул на землю, рыдая от бессильной ярости. Его всхлипывания нарушили безмолвие заброшенной вырубки.
– А ты лучше, чем я о тебе думал, – холодно сказал майор и обернулся к девочке. – Помоги ему подняться. Он не ранен. Мы идем обратно.
«Надо дать пленникам слабую надежду, – размышлял майор. – Чем они моложе и неопытнее, тем больше надежды надо им подарить. Надежда побеждает страх, пагубный для быстрого передвижения. Страх – это тоже способ достижения цели. Как и смерть. И им следует уметь пользоваться».
Эндрю мысленно проделал путь по только что обнаруженной им тропе. Теперь он не сомневался. Здесь можно было проехать и на машине, и на повозке. Почва твердая, помех никаких. И, что самое важное, дорога поднимается прямо к восточным склонам и соединяется с горными тропами, отмеченными в журнале. Падал легкий снежок, морозец сковывал землю. С каждым ярдом солдат в его душе подавал сигнал, что он приближается к неприятельским позициям. Так оно и было.
Они дошли до первой тропы, которую ранним утром 14 июля 1920 года описал в журнале проводник Гольдони. Тропа убегала вправо и терялась в гуще леса – плотной зеленой стены, за которой вздымались белые скалы. Скорее всего там непроходимые места.
Это уже похоже на место для тайника. Случайно забредшему сюда скалолазу-любителю этот горный лес покажется непреодолимым, а для опытного альпиниста он не представляет интереса. С другой стороны, это
