минут сорок. Когда стало ясно, что им удалось уйти, корсиканец сбросил ход.
За гребнями волн, вдали Витторио увидел мерцающий голубой свет: вспыхнет – погаснет. Сигнал с подводной лодки. Корсиканец, стоящий на носу с фонарем в руке, стал подавать свой сигнал. Он поднимал и опускал фонарь, используя планшир как заслон и повторяя сигналы голубого маячка.
– Ты не можешь связаться с ними по рации? – прокричал Пеар.
– Все частоты прослушиваются, – ответил корсиканец. – Нас тут же засекут патрульные катера. Мы не сможем откупиться от всех сразу.
Два судна начали свою осторожную павану в бурных водах, траулер выполнял очередное па, продвигаясь вперед, пока наконец огромное подводное чудище не оказалось точно по правому борту. Фонтини-Кристи был зачарован размерами и величием лодки.
Теперь их разделяло расстояние в пятьдесят футов, субмарина возвышалась на вздымающихся волнах. На мостике можно было различить четырех человек. Двое перегнулись через металлические поручни, остальные возились с каким-то приспособлением.
Тяжелый канат взлетел в воздух и упал на палубу траулера. Два корсиканца кинулись на него и судорожно вцепились, словно трос был наделен собственной злой волей. Они закрепили канат в металлическом кольце в середине палубы и дали отмашку людям на мостике.
Операцию повторили. Но на сей раз с субмарины кинули не только канат, но и холщовый мешок с металлическими кольцами по краям.
Через одно кольцо была пропущена толстая проволока, которая тянулась к мостику подводной лодки.
Корсиканцы раскрыли холщовый мешок и достали оттуда нечто похожее на сбрую. Фонтини-Кристи сразу понял, что это: такими «сбруями» пользуются альпинисты, преодолевая высокогорные расщелины.
Пеар, с трудом удерживая равновесие на ходящей ходуном палубе, подошел к Витторио.
– Это немного страшно, но вполне безопасно, – крикнул он, перекрывая рев ветра.
Витторио прокричал в ответ:
– Пусть сначала переправится Эппл! Надо перевязать ему руку.
– Нет, вы важнее. И к тому же вдруг эта хреновина оборвется – лучше мы испробуем ее на вас.
Фонтини-Кристи сидел на железной койке в тесном помещении с металлическими стенами и пил горячий кофе из толстой фарфоровой кружки. Он завернулся во флотское одеяло, ощущая мокрую одежду. Но это его не беспокоило: он был рад наконец остаться один.
Дверь комнатки отворилась. Это был Пеар. Он принес охапку сухой одежды и бросил ее на железную койку.
– Вот сухая смена. Вам только не хватало свалиться с воспалением легких. Это было бы некстати, а?
– Спасибо, – сказал Витторио, вставая. – Как ваш друг?
– Судовой врач опасается, что он не сможет пользоваться рукой. Врач этого ему не сказал, но он и сам понимает.
– Мне очень жаль. Я был наивен.
– Да, – согласился Пеар. – Вы были наивны. – И вышел, оставив дверь открытой.
Вдруг из коридора послышался шум, мимо двери бежали люди, все в одну сторону – на нос или на корму, Фонтини-Кристи не понял. Из репродуктора без перерыва несся резкий оглушительный свист; металлические двери хлопали, крики усиливались.
Витторио бросился к открытой двери. У него занялось дыхание: охватила паника беспомощного человека под водой.
Он столкнулся с английским матросом. Но лицо матроса не было искажено ужасом. Или отчаянием. Он весело улыбался.
– С Новым годом, приятель! – закричал матрос. – Полночь, старик! 1940-й начался! Новое десятилетие, черт его дери!
Матрос бросился к соседней двери и с грохотом ее распахнул. Фонтини-Кристи увидел: там царил полнейший бедлам. Матросы сгрудились вокруг офицеров и подставляли кружки, куда те разливали виски. Крики перешли в хохот. Каюту наполнила старинная шотландская песня.
Новое десятилетие.
Прошлое десятилетие завершилось смертью. Смерть была повсюду, самая страшная – в белом слепящем свете Кампо-ди-Фьори. Отец, мать, братья, сестры, дети. Погибли. Погибли в одно сокрушительное мгновение. Память о нем выжжена в его мозгу и останется с ним до конца его дней.
Почему? Почему? Нет объяснения.
И вдруг он вспомнил. Савароне сказал ему, что поедет в Цюрих. Но ездил он не в Цюрих, а куда-то в другое место.
Там и можно найти ответ. Но где это?
Витторио вернулся в свою крошечную металлическую каморку и присел на край железной кровати.
Началось новое десятилетие.
Часть II
Глава 6
Мешки с песком.
Лондон был городом мешков с песком. Мешки были повсюду. В дверных проемах, в окнах, в витринах магазинов, грудами сваленные на улицах. Мешок с песком стал символом. Там, на континенте, Адольф Гитлер поклялся уничтожить Англию, англичане спокойно поверили этой клятве и спокойно, решительно готовились.
Витторио добрался до лейкенхитского военного аэродрома вчера поздно вечером, в первый день нового десятилетия. Его посадили на самолет без опознавательных знаков на Майорке, встретили в Лейкенхите и провели серию бесед для удостоверения его личности для министерства военно-морского флота. И теперь, когда он оказался в Англии, с ним стали разговаривать спокойно и почтительно: не хочет ли он отдохнуть после утомительного путешествия? В отеле «Савой»? Само собой разумелось, что Фонтини-Кристи, приезжая в Лондон, всегда останавливались в «Савое». Удобно ли ему назначить встречу на завтра на четырнадцать ноль-ноль? В Адмиралтействе. Служба разведки. Пятое управление. Контрразведка.
Конечно! Господи, ну конечно! Но почему же вы, англичане, этим занимаетесь? Я должен узнать, и я буду молчать, пока не узнаю.
Портье в «Савое» снабдили его туалетными принадлежностями, пижамой и фирменным «савойским» халатом. Он налил себе полную ванну горячей воды и пролежал в ней так долго, что кожа на кончиках пальцев сморщилась. Затем выпил слишком много бренди и рухнул в постель.
Он попросил разбудить его завтра в десять, но, разумеется, в этом не было необходимости. Уже в половине девятого сна не было ни в одном глазу. А к девяти он принял душ и побрился. Он заказал английский завтрак в номер и, дожидаясь коридорного, стал звонить в ателье Норкросса на Сэвил-роу. Ему нужно заказать что-нибудь из одежды. Не может же он разгуливать по Лондону в чужом дождевике, свитере и спадающих штанах, которые дал ему агент Пеар в подводной лодке.
Положив трубку, Витторио вдруг сообразил, что у него нет ни пенни, за исключением десяти фунтов, одолженных в Лейкенхите. Но решил, что у него надежный кредит: скоро он получит перевод из Швейцарии. Ему некогда было думать о материальном обеспечении, пришлось заботиться о том, как остаться в живых.
Фонтини-Кристи понял, что предстоит сделать немало. И хотя бы для того, чтобы держать в узде страшные воспоминания – неизбывную боль – о Кампо-ди-Фьори, ему надо действовать. Сначала сосредоточиться на простейших вещах, на повседневных мелочах. Ибо, когда он задумывался о главном, он едва не терял рассудок.
Прошу тебя, Господи, о простейших вещах! Дай мне время, чтобы обрести ясность сознания!
Он заметил ее в вестибюле «Савоя», пока дожидался дневного администратора, который должен был выдать ему ссуду. Она сидела в кресле и читала «Таймс». На ней был строгий мундир женского подразделения, он не мог понять, какого именно. Темные волосы из-под офицерской фуражки мягко падали на плечи. Где-то он уже видел это лицо, такое лицо не забывается. Но в памяти его всплывала более
