пришелся как раз по выпиравшему сквозь рукав толстой вязаной кофты бугру. Лелька охнула и сползла на пол.

* * *

…Лена Калинина лежала в палате одна. Ее перевели сюда из реанимации неделю назад. То, что соседи отсутствовали, было очень кстати. Голова все еще с трудом воспринимала внешние раздражители. Она помнила, как очнулась, увидела над собой высокое сияние и решила, что душа ее плавает в этом белом пространстве, уже навсегда отделенная от тела. Но тело, вернее, голова тут же напомнила о себе болью. А сияние сфокусировалось в люминесцентные лампы под больничным потолком.

«Сотрясение мозга тяжелой степени, просто чудо, что выкарабкалась», — слышала Елена голоса врачей. Голоса отдавались в мозгу, и Лена стонала. Но постепенно боль таяла. Смотреть, слушать, вообще жить становилось легче и легче. Тем не менее она старалась не двигаться, не открывать лишний раз глаза.

— Заводи сюда! — услышала она вдруг крик медсестры.

Лена открыла глаза. В палату ввели молоденькую девушку с легкими льняными волосами. Девушку поддерживала под руку нянечка.

— Давай ложись. Вот сюда, — указала она на соседнюю с Леной кровать. — В хирургии утром место будет, тебя и переведут. А пока тут лежи. Лучше, чем в коридоре.

Вошла медсестра. Проверила капельницу, стоящую у Елениного изголовья.

— Ну вот вам и соседка. — Медсестра неодобрительно глянула на девушку.

— Обычно у нас травме все переполнено, а сегодня наоборот хирургия забита.

Сейчас я тебе укол сделаю, слышишь меня?

Девушка молчала.

— Это же надо до такого состояния себя вести, — ворчала сестричка, склонившись шприцем над Елениной соседкой. — О чем думаешь? Молодая совсем, а вены уж все…

Девушка не реагировала.

— Что с ней? — спросила Лена.

— Абсцесс. Завтра в гнойную хирургию переведут, вскроют. Вы не беспокойтесь, она не заразная.

— Я не беспокоюсь.

— Оля! Ты слышишь меня?

Медсестра звонко шлепнула девушку.

— Да, — слабо отозвалась та. — Что вы мне укололи?

— Что доктор прописал. Жаропонижающее антибиотик. Что ей укололи! А что ты сама себе колешь, а?

Девушка опять затихла.

— Убивать надо! — в сердцах вымолвила медсестра, занявшись теперь Еленой. Она, перехватывая корцангом тонкую резинку, вытянула иглу. — Все, откапали. Поспите теперь.

Лена закрыла глаза, провалилась в дрему. Когда она очнулась, у постели сидел Витюша.

— Ну вот и проснулась. Как ты, старушка?

Витя взял ее руку в свои ладони. Поцеловал пальцы. Лена слабо улыбнулась:

— Ты давно здесь?

— Часа полтора. Будить тебя запретили. С доктором разговаривал.

Говорит, ты молодцом. Идешь на поправку. Я тебе арбуз принес в память о том, который тебя спас. Ты знаешь, что тебя арбуз спас?

— Ты мне об этом в сто пятый раз говоришь, — улыбнулась Лена.

— Это у меня нервное. Мы ему памятник поставим. Я тебе еще и виноград принес, и соки. Для мозгов. Доктор сказал, что это полезно. Может, поумнеешь.

Ну, как ты? — Витя вглядывался в бледное Ленине лицо.

— Ничего. Голова еще немного болит.

— Голова болеть не может. Это же кость. — Галкин старался шутить. — Тебе привет от соседей. Софья Марковна очень гордится тем, что увидела в окошко, как тебя сбили. Если бы, говорит, я не увидела…. Как будто именно ее взгляд и спас тебе жизнь.

— Да от тебя пивом разит, Витька!

— Так это я утром. К тебе утром все равно не пускают. Это с горя. Как ты думаешь, кого я сегодня интервьюировал?

— Я на эту тему вообще не думала. Как будто мне думать больше не о чем.

— А о чем тебе думать, как не о любимом муже и великих делах его?

Короче, помнишь нашего врача экспедиционного, Димку Огибина?

— В очках? Робкий такой? — попыталась вспомнить Елена.

— Это он раньше робким был. А нынче кабинет — что наша квартира.

Секретарша — что Моника Левински. В смысле такой же оскал звериный. И полная приемная посетителей. Испакостился наш Дмитрий. И в этом некогда робком юноше тоже сидел червь властолюбия! Нет в мире совершенства!

— Витька, у меня уже мушки перед глазами от твоей трескотни.

— Все, молчу. Это я от эмоций. Наглядеться на тебя не могу. Сегодня чуть сам под колеса не угодил, так спешил. Представляешь, лежали бы рядом.

— Рядом занято, — улыбнулась Лена. — Иди домой. Смотри по сторонам. Мне кажется… — сказала Лена и вдруг замолчала.

«Мне кажется, я получила предупреждение», — каждый день хотела выговорить Лена, но каждый раз передумывала. Хотя Виктор вряд ли является объектом чьего-либо внимания. А она — в больнице. Не придут же за ней сюда…

— Что тебе кажется?

— Так, ничего. Видела некую личность. Все, иди.

— Возвращайся скорей, собака! — Витюша опять взял ее руку, прижался к ней щекой. — Мне без тебя тоскливо. Никто не кричит, макароны не пригорают.

— А как же пастушки?

— Я их всех выгоню, только поправляйся. Или оставлю, чтобы они за тобой ухаживали.

— Витька, уходи, спать хочется, мне снотворное ввели, — прикрикнула Елена.

— Вот! Теперь узнаю! Теперь я спокоен! Ладно, целую, до завтра!

— Это ваш муж? — спросила соседка, когда Витька исчез. Жаропонижающее, видимо, подействовало на нее. Девушка полусидела на кровати, баюкала руку.

— Да.

— Какой заботливый! А меня Оля зовут. Но вообще-то Лелька. А вас?

— Лена. Что, болит рука? — Очень. Я тоже снотворного попрошу. А то мне не уснуть. А он что, журналист?

— Как интересно! А вы тоже журналист?

— Нет. Я юрист.

— Как интересно!

Лелька задумалась, разглядывая Лену. Калинина чувствовала этот взгляд даже сквозь сомкнутые веки.

В палату постучали. Нет, определенно не уснуть. Лена увидела, как в ужасе распахнулись устремленные на дверь глаза соседки, и тоже повернула голову. У входа стоял молодой мужчина в форме лейтенанта дорожно-транспортной слу жбы.

— Калинина Елена Андреевна здесь? — спросил лейтенант.

— Да.

— Я по поводу ДТП, в котором вы пострадали. Я вас буквально на несколько минут побеспокою, понимая ваше состояние. Врач разрешил.

— Пожалуйста.

Лейтенант сел на стул возле Елениной кровати, достал блокнот.

— Назовите себя, пожалуйста, еще раз. Адрес. Так… Так… Где и кем работаете?