прелюбодеяний и растления женщин, если бы всем было известно, что Бог осуждает любую страсть, направленную не на рождение детей. Необходимость не толкала бы женщину осквернять честь свою, добывая себе пропитание непристойнейшим образом, поскольку мужчины сдерживали бы свою страсть, да и благочестивая и религиозная жертвенность имущих помогала бы неимущим. Итак, не было бы, как я сказал, на земле всего этого зла, если бы все были связаны законом Божиим, если бы все поступали так, как поступает только наш народ [христиан]. Сколь благостным, сколь [воистину] золотым было бы состояние человеческих дел, если бы на всей земле пребывали кротость, милосердие, мир, бескорыстие, равенство, умеренность и верность! Наконец, для управления людьми не нужны были бы столь многочисленные и столь разнообразные законы, когда бы для сохранения честности было бы достаточно одного-единственного закона — Божия. Не нужно было бы ни тюрем, ни мечей охранников, ни страха наказания, когда целебность небесных предписаний, поселенная в человеческих сердцах, сама по себе наставляла бы людей на праведные поступки» (Божественные установления 5,8,6–9; написано в 303–313 годах).

Но последовавшее вскоре поспешно-полицейское решение миссионерской задачи привело к тому, что христианский мир на многие века остался в мире ветхозаветных представлений о допустимости насилия…

Неоднократно Синод принимал правила для миссионеров:

В 1730 году — в ответ на жалобу татар о насилии над ними: «И самому природному человеческому разуму противно понуждать кого к тому, чего он не знает. Наконец, и сего всякому, а наипаче пастырскому чину, не забывать бы: что, хотя изволися Богу, проповедию служителей слова Своего призывать к Себе от неверия, однако ж и проповедь без тайнаго содействия Его недействителна. «Аз насадих, Аполлос напои, Бог же возрасти», глаголет Апостол. Если же и праведная и от Бога узаконенная проповедь Божией, содействующей себе, силы требует, без которой была бы тща и суетна, то наемное неверных влечение, которому не благодать, но гнев Божий споследует, какие может иметь ползы и приобретения душ человеческих надежды. И сия предлагая, Святейший Синод именем Божиим преосвященному Антонию, митрополиту тоболскому и сибирскому, заповедует: грозных и ратных проповедников на обращение неверных не посылать, но употреблять к делу тому мужей искусных, которые ведали бы первее обличать басни и буесловия магометанская и других злочестий, а потом ясными доводами показывать християнскаго исповедания истинну. Да и тии же проповедники были бы трезвенны, кротки, не зазорны, доброжителны»[969].

В апреле 1771 года — рекомендации для Второй осетинской духовной комиссии, «1. Учение иноверным вы должны преподавать из единого Евангелия, Деяний и Посланий апостольских, не отягощая обращаемых разума, яко во младенчестве веры еще сущего, преданиями, кроме самых нужнейших и к основанию веры служащих догматов.

2. В преподании сего учения наблюдать вам следующий порядок: а) должны вы изъяснить, что есть Бог; б) что Он дал человеку закон, тут объяснить хотя кратко, но ясно, о тех делах добрых, которые Бог предписал человеку в закон.

3. Сии добрые дела суть следующие: а) Бога любить и почитать всем сердцем, б) идолов своих отвращаться и вовсе забыть, в) имя Божее вспоминать с почтением и не в какой ложной клятве не призывать.

4. Потом приступить к догматам, которые заключаются в Символе веры.

(…)

8. Что касается до преданий, яко то: чтение по вся дни многих молитв, соблюдения во всякой недели постных дней и во всякой части года постов многонедельных, о том за первый случай напоминать, а отнюдь их не принуждать к той строгости, которую в христианстве рожденные хранят… Словом, в сем поведении последовать должно тому же святому апостолу Павлу, который новообратившихся, яко еще слабодушных отнюдь от их прежних обрядов, не противных христианству вдруг не отводил, но только толковал им, чтобы они их за правила веры не почитали.

9. Сверх сего учения никаких суеверий, пустых рассказов, ложных чудес и откровений не прибавлять, паче же басен нигде и никакими правилами церковными, тем меньше Священным Писанием не утвержденных, не проповедовать»[970].

В 1888 году — «Правила в руководство миссионерам».

«§ 8. Миссионерские беседы должны быть открытые, проникнутые духом пастырской кротости и растворяемые христианской любовью. § 10. Миссионерские беседы должны начинаться совершением обычной молитвы, затем чтением дневного Евангелия, или же простой краткой речью, с объяснением в ней цели прибытия миссионера и с приглашением старообрядцев внимательно выслушать миссионера и беседовать с ним, руководствуясь желанием познать истину. § 13. Во время собеседований миссионер, в отношении к раскольническим и сектантским совопросникам должен соблюдать потребные проповеднику и защитнику истины душевное спокойствие, кроткое обращение и снисходительное терпение, не смущаться их дерзостями, но братолюбиво обличать их неприличие, не отвечая безумным по безумию их. К содействию полицейской власти для собственной защиты или охранения на собеседованиях порядка и тишины миссионер может прибегать лишь в крайних случаях, когда, например, станет ясным, что присутствующие на собрании раскольники и сектанты угрожают произвести беспорядок или причинить насилие. § 15. Предмет беседы, если он не был указан в объявлении, определяется для миссионера предварительно собранными сведениями

0 лицах, с которыми предстоит беседовать; во всяком случае, миссионеру надлежит являться на беседу и с точно определенным предметом, и с хорошо обдуманным планом собеседования. Вообще, в беседах со старообрядцами миссионеру необходимо прежде и более всего разъяснить, что исполнение заповедей евангельских выше и обязательнее исполнения внешних обрядовых предписаний. § 16. Каждое собеседование должно начинаться и оканчиваться, может и прерываться, общим пением молитв, псалмов и песнопений».

Подобны и «Правила об устройстве внутренней миссии», принятые Синодом в мае 1908 года[971].

Но сегодня диспутов со староверами не предвидится; атеисты не станут молиться с нами, а с баптистами молиться каноны запрещают нам…

Хорошо, что в этих синодальных правилах предписывается отказ от насилия. Но в целом для сегодняшнего дня все равно — что они есть, что нет, ибо сообщаемое в них ныне воспринимается уже как банальность.

Так что и былые миссионерские уставы иногда слишком идеалистичны, иногда банальны (и просто или повторяют правила приличия, выработанные в светском обществе, или перелагают Евангельские принципы), а иногда не вполне умны. Но, конечно, есть банальности, достойные всяческого повторения. Например, наставление миссинеру, данное Синодом б октября 1740 года: «Всякое снисхождение им показывать, дабы чрез такие ласковые к ним поступки инородцам к восприятию христианского закона придать охоту»[972].

Типикон миссионера вообще, наверно, невозможен. Слишком разные людям слишком разные вопросы задают; в слишком нестандартных ситуациях приходится миссионеру бывать [973]. Так что даже былые миссионерские успехи не всегда надо переносить в современность.

— Но мы знаем, какими словами был приведен к вере князь Владимир…

— Верно. Ничего не найти славнее в истории православной миссии, нежели обращение болгар и русских, князей Бориса и Владимира. Решающие моменты их обращения удивительно похожи (если только не считать, что составитель русской «Повести временных лет» позаимствовал этот эпизод из греко- славянских рассказов о более раннем обращении Бориса). Оба славянских князя научаются основам христианства через икону.

«Князь Борис страстно любил охоту и пожелал в одном доме, в котором нередко останавливался, нарисовать картину, дабы днем и ночью иметь услаждение для глаз. Такое желание им овладело, и он пригласил одного монаха-художника из числа наших ромеев по имени Мефодий, а когда тот к нему явился, по некоему провидению Божию велел писать не битву мужей, не убийство зверей в животных, а что сам захочет, с условием только, что эта картина должна вызывать страх и ввергать зрителей в изумление. Ничто не внушает такого страха, знал художник, как второе пришествие, и потому изобразил именно его, нарисовав, как праведники получают награды за свои труды, а грешники пожинают плоды своих деяний и