Как апостолы понимали свое призвание? Каким было миссионерство в их времена? Каким оно стало в эпоху мучеников и апологетов? В чем специфика миссионерских проектов императора Юстиниана? Почему возник ислам в пространстве византийской миссии? Как константинопольский патриарх Фотий относился к славянской миссии Кирилла и Мефодия? Какие проблемы подстерегали последних в Моравии? Какими канонами константинопольский патриарх Николай Мистик советовал пожертвовать византийскому епископу-миссионеру на территории нынешней Абхазии? Наконец, какова история миссионерства на Руси и что значит быть миссионером в современной России? Вот лишь малая толика тех вопросов, которые затрагивает в этой книге один из самых известных православных богословов и миссионеров наших дней — диакон Андрей Кураев. Но эскиз его учебника по миссиологии знакомит не только с историей и методологией православной миссии, но и с собственным опытом автора, с теми апологетическими приемами, которые позволяют ему находить общий язык с очень разными и зачастую враждебно настроенными к христианству аудиториями. «Мастер и Маргарита» и книги про Гарри Поттера, русский рок в наиболее близких к православию его представителях (Юрий Шевчук, Константин Кинчев, Вячеслав Бутусов), интернетпространство — всё это, равно как и многое другое, лишь поводы для начала разговора, первая задача которого — не сделать дистанцию между собеседником и Богом больше, чем она была до этой встречи.

Во многих областях автор — первопроходец. Он открывает новые территории, осваивает пространства современной культуры, засеивает их христианскими интерпретациями и смыслами, ставит острые вопросы и ищет те ответы на них, которые дает Предание Церкви. При этом его выводы не непогрешимы. Кого-то это заставит задуматься, кого-то — выразить несогласие и вступить в дискуссию; важно отметить, что сам факт подобных споров и дискуссий означает, что Церковь жива.

Апостолов не шокировали дискуссии, полемика и даже взаимные огорчения. Вот завет апостола Павла: Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные (1 Kop 11:19).

Молчит мертвое или запуганное, или то, чему нечего сказать. Спорит живое. С диаконом Андреем Кураевым есть, о чем вести дискуссию. Важна её тональность и её сверхзадача — эффективность проповеди.

Рассказывают, что один приволжский мулла выучился в Саудовской Аравии, нашёл спонсоров и мог бы, вернувшись в Россию, построить не одну мечеть. Но он этого не делает. Он выпускает газету, одну из лучших в городе, адресованную прежде всего молодёжи и настолько миссионерскую, что в ней слово Аллах заменено на привычное Бог. Это популярное издание знакомит с исламом, демонстрируя то, что может привлечь: монотеизм, стойкость к эпидемии компьютерных игр и 'мультяшек', экзотичность традиции, совместимость с жизненными удовольствиями. И этот мулла- издатель везде заявляет что он очень даже оад тому, что Русская Православная Цеоковь повсеместно возводит храмы и часовни и восстанавливает монастыри. Во-первых, потому, что средства вкладываются не в людей, которые могли бы приводить к Православию, а во-вторых, потому что через тридцать лет в этих храмах дети нынешних прихожан будут молиться уже не Христу. Вот почему пока мы 'прорабствуем', он издаёт…

Разумеется, судьбы Православия решает Господь, а не образованный мулла. Но ведь правда: современные православные христиане в России за немногими исключениями — не миссионеры, между тем как миссия — это сама природа Церкви. Это пасхальный завет Спасителя: идите, научите все народы (Мф 28:19). Воскресший Христос просит Своих учеников последовать Ему и стать учителями. И коль скоро Церковь есть Тело Христово, она не может не свидетельствовать. Господь пришёл спасти, но как призывать Того, в Кого не уверовали? как веровать в Того, о Ком не слыхали? как слышать без проповедующего? (Рим 10:14). Воплотившееся и вочеловечившееся Слово продолжает Своё служение людям — через христиан, которые в Нём получили благодать и апостольство, чтобы во имя Его покорять вере все народы (ср. Рим 1:5).

О ком эти слова? Относятся ли они только к непосредственным ученикам Спасителя или и к современным христианам тоже? И если да, означает ли это, что каждый — апостол[1] просто по факту крещения? Если же нет, то что стоит за проповедью и посланиями апостолов Павла, Петра, Иакова, Иуды и Иоанна, за Евангелиями и Откровением, не говоря уже о корпусе ветхозаветных текстов?

В православном обиходе у всех на слуху слова о немудрых 'рыбарях', которые стали ловцами человеков. Но вот вопрос: а такими ли уж неучами были эти рыбари? Их начитанность в Писании, их умение применять и сопоставлять книжные данные далеко превосходят требования, предъявляемые к нынешним носителям учёных степеней и званий. Стоит вспомнить свободное цитирование ветхозаветного корпуса, скажем, апостолом Петром, который с ходу, без заминки приводит обширное пророчество Иоиля (Деян 2:17–21), объясняя народу, что же свершилось в день Пятидесятницы. Ветхозаветными цитатами и аллюзиями пронизаны все новозаветные тексты. У апостола Луки и особенно апостола Павла мы находим прекрасное знание эллинистической культуры, причём во всём её многообразии — отаристофановских комедий до языческой гимнографии. Они умели писать так, что ими зачитывались. Они в совершенстве владели риторическими приёмами античности, распознавание и кодификация которых стали материалом не одной диссертации уже в наши дни. И если апостол Лука был врачом, что в те времена означало и владение навыками эпистолярного жанра, то апостол Павел наследовал учёности Гамалиила, учёнейшего толкователя Ветхого Завета, не имевшего себе равных среди современников. То же самое, что и об Апостолах, можно сказать и об авторах текстов Ветхого Завета.

Безграмотность никогда не была добродетелью — ни до Христа, ни во время Его земной жизни, ни после. Вот почему многие из тех святых, чьи тексты вошли в Предание, учились в языческих и христианских академиях и университетах. Вот почему на излёте Средневековья Католическая Церковь, а затем по её примеру и Православная учредили семинарии. Вот почему, по мысли диакона Андрея Кураева, разговор о миссии в эпоху глобализации от епархиально-приходских служений неизбежно переходит к проблемам церковной науки, образования и в конечном итоге — миссии в пространстве культуры, причём не только русской.

Эта задача не столь утопична, как может показаться на первый взгляд. XX век явил миссионерский потенциал русского Православия. Правда, это была миссия поневоле — её вела русская эмиграция. Но даже в условиях войн и гонений именно русское Православие стало в XX веке вселенским ликом Церкви. Иконы преподобного Андрея Рублёва, романы Достоевского, подвиг преподобных Серафима Саровского и Силуана Афонского и наших новомучеников, наконец, книги Бердяева, Булгакова, протоиерея Георгия Флоровского, протопресвитеров Александра Шмемана и Иоанна Мейендорфа— вот образ живой древней традиции, которую донесла до Запада русская эмиграция. За всю новейшую историю это была наиболее успешная культурная православная миссия.

По всему миру в католических и во многих протестантских храмах мы встречаем копии рублёвских 'Троицы' и 'Спаса', иконы Владимирской Богоматери. Этого не надо стесняться: перед нами факт культурного и духовного превосходства. Когда-то Европа дала России Баха, Генделя и Вивальди — и через столетие у нас появилась уже своя плеяда великих композиторов. Сейчас идёт обратный процесс: Россия раздаёт миру свои дары.

Задача внутренней миссии в эту эпоху — приобщить этим дарам и себя самих, познакомить с ними своих детей, чтобы каждый православный христианин мог дать отчёт о своём уповании любым совопросникам века сего (см. 1 Пет 3:15 и 1 Kop 1:20).

Глобализация — это ещё и эпоха конкуренции. Это рынок идей, смыслов, образов жизни, понимания добра и зла. Глобальное информационное поле — это пространство поиска, и каждый входящий в него — наш потенциальный собеседник. Нам есть что сказать миру, но для этого мы должны сами прикоснуться к своей собственной культуре. И тут никакая глобализация не помеха; помехой может стать только леность.