Жуков держал в руках ракетницу. Он поднял свое орудие — этакий кургузый пистолет с толстым, очень длинным стволом и пятисантиметровым по диаметру дулом — вверх и, вытянув руку на всю ее длину, пальнул в направлении левого борта, в темноту, начинающуюся за бортом.
Ракета медленно поднималась вверх, навстречу валящемуся с небес снегу. Какое-то мгновение было видно, как она сыплет себе вслед искры и дым, но потом она пропала в метели, словно угодив под вуаль или проникнув в какое-то другое измерение.
Девяносто метров... сто двадцать метров... сто пятьдесят...
Высоко-высоко сигнальная ракета взорвалась яркой, сияющей жарким пламенем луной. И луна эта стала терять высоту не сразу по своем возгорании в небе, но чуть погодя. Падая, она смещалась к югу — давал знать себя ветер.
Высвеченный лучами сигнальной ракеты яркий конус с основанием, диаметр которого достигал не менее шестисот пятидесяти метров, окрасил холодным светом поверхность океана, выявив ее зеленовато-серую окраску. Беспорядочные, ибо не повинующиеся, во всяком случае, на первый взгляд, никакому явственному ритму, кромки рубленых волн наползали друг на друга словно стая нескончаемого числа безумных в своем неистовстве птиц, а навстречу стае ползли косяки из столь же неисчислимого множества рыб — получалось, как на картинах Морица Эсхера, рисовавшего орнаменты, на которых пустоты между пернатыми заполняли такого же размера рыбины.
Айсберг внушал опасливое почтение — как-то не по себе становится подле такой громадины: гора уходила в высоту по крайней мере метров на тридцать, а ее правый и левый отроги вообще терялись во мраке. Вот уж действительно — фортификационное сооружение, которому могла бы позавидовать любая из рукотворных крепостей на этом свете. Судя по данным радиолокации и акустической локации, айсберг тянулся почти на полтора километра в длину. Неожиданное появление огромной ледяной горы из пятнистого зеленовато-серо-черного моря вызывало подозрения о ее искусственном происхождении — уж слишком эта ледяная твердыня походила на какое-то капище, на тотем, вообще на созданный людьми монолит, которому его зодчие приписывали неведомое ныне религиозное значение. Он высился, блистая гладкими, как стекло, безупречными, без единого изъяна гранями. Не было ни выхода на поверхность внутренних слоев, ни каких- нибудь насечек. Строгость вертикали словно исключала любые неровности как нечто неуместное и непозволительное.
Горов питал надежду отыскать взглядом какой-нибудь зазубренный утес — лучше, чтобы это был пологий склон, постепенно уходящий под воду, или хотя бы ступенчатый отрог. Нужно было найти такое место, где выбираться на лед — задача сравнительно несложная и, конечно же, решаемая. Море возле ледяной горы выглядело не настолько бурным, чтобы несколько мужчин не сумели преодолеть водную преграду. Но вот подходящего для высадки плацдарма Горов, как ни глядел, не обнаруживал.
В арсенале подлодки среди всякой всячины на складах хранились и три надувных плотика с моторами, а также недурной ассортимент альпинистского снаряжения. За последние семь лет «Илья Погодин» целых пятнадцать раз принимал на борт пассажиров весьма необыкновенных — по большей части это были оперативники из армейского спецназа, убийцы, прекрасные натасканные диверсанты, небольшие разведотряды — и следовавших в места не совсем обыкновенные. Высаживать их приходилось там, где почти не попадались нежелательные свидетели; чаще всего это были пустынные участки побережья, отличавшиеся изломанностью береговой линии и сложным рельефом. Лодка Горова по ходу таких пассажирских рейсов всплывала в территориальных водах семи западных стран. А в случае войны субмарина и вообще могла дополнительно разместить в своих каютах и кубриках команду десантников общим числом до девяти человек, в дополнение к полностью укомплектованному экипажу, причем высадка десанта на берег должна была занимать не более пяти минут при выполнении всех требований безопасности, даже если погода стояла бы никуда не годная.
Но сначала надо отыскать местечко, куда могли бы причалить плоты. Какой-нибудь маленький карниз. Уютную бухточку. Да хотя бы проем или выемку близ ватерлинии.
Словно читая мысли капитана, Жуков заметил:
— Даже если мы и сможем высадить тут пару человек, один черт, им же надо будет кувыркаться дальше: попробуй-ка залезь на эту гору.
— Да мы бы с этим справились.
— Не знаю: люди — не мухи, а тут тридцатиметровая стеклянная витрина. И стоит отвесно.
— Во льду всегда можно вырубить ступеньки, — возразил Горов. — У нас есть альпинистские шипы. Топоры, ледорубы, веревки и костыли, чтобы вбивать их в камень. Есть горнолыжные и альпинистские ботинки, есть багры и крючья. Да все у нас есть.
— Но экипаж подлодки набран из подводников, а не из скалолазов, капитан.
Сигнальная ракета теперь сияла прямо над палубой «Ильи Погодина». Ее по-прежнему сносило к югу. Свечение уже нельзя было назвать ни резким, ни ярко-белым; оно приобрело какой-то желтоватый оттенок и стало мерцать и мигать. Сама горящая ракета была окутана дымом, из-за чего на зеркальной поверхности айсберга заиграли причудливые тени, искореженные и согбенные, и продолжающие извиваться и ломаться еще и еще.
— Те, кто в силах, сумеют, — возразил Горов.
— Наверное, — не стал стоять на своем Жуков. — Я понимаю, что это возможно. Более того, я сам, пожалуй, сумею, если будет надо,
— ...За это время необходимо успеть до взрыва. Если мы обернемся с высадкой и эвакуацией и до взрыва останется хоть час, то полярников можно будет поздравить с невероятно счастливым везением, — закончил Горов мысль своего первого помощника, заодно давая тому понять, что спорить не о чем.
Надвигалась полночь. Стремительно и неумолимо.
Сигнальная ракета, моргнув, погасла.
Семичастный упорно продолжал водить лучом фонаря туда-сюда, отыскивая хоть какую-никакую площадку возле ватерлинии — уступ, трещину, пролом, — а вдруг они что-то так и не заметили?
— Давайте поглядим еще с наветренной стороны, — предложил Горов. — А вдруг там есть кое-что получше.
В пещере, в нетерпеливом ожидании новых сведений от Гунвальда, люди повеселели: все же замаячила надежда на избавление. И вместе с тем мучала боязнь: а вдруг подлодка не успеет добраться до полуночи. И все то умолкали, то, казалось, говорили в голос, и все сразу.
Выждав, пока под сводами опять раздался всеобщий гомон, и убедившись, что все настолько отвлечены спором, что до него никому нет дела, Харри негромко извинился, сообщив, что ему якобы понадобилось выйти в уборную. Проходя мимо Пита Джонсона, он шепнул:
— Выйдем, потолковать надо.
Пит только изумленно заморгал.
Бросая эту реплику, Харри шагал как ни в чем не бывало, ни на миг не сбавив поступи и даже не глянув на инженера. Так же, на ходу, он подтянул повыше маску, опустил на место очки, а потом вышел из пещеры. Согнувшись навстречу ветру и включив фонарик, Харри поплелся вдоль шеренги рокочущих снегоходов.
При этом он думал, что в баках аэросаней осталось не так уж много топлива. Того и жди, вот-вот двигатели станут глохнуть друг за другом. И уже совсем скоро. Значит, света не станет. И тепла тоже.
За снегоходами была площадка, которую они выбрали на роль сортира временного лагеря. Она была укрыта между параллельными стенками П-образной ледяной гряды, возникшей из нагромождения ледяных обломков, которые смерзлись между собой и с застрявшим на них и между ними снегом. Гряда возвышалась метра на три, и до надувных домиков, которые сейчас стали руинами, от площадки внутри огромного ледяного "П" надо было пройти метров восемнадцать-двадцать. Харри вовсе не испытывал в этот самый момент потребности облегчиться, но что еще, как не зов природы, могло убедительнее всего и удобнее всего оправдать уход из пещеры и, стало быть, отрыв от товарищей? Он добрел до пустого пространства между рогами месяцеподобного тороса, сбившего спесь с ветра, сопротивляясь ему, и
