Это выражение я слышал от Водилы, и оно мне очень понравилось.

– А Собаки? – спросил меня пожилой Кот. – Тут их столько… Стаями нападают. Даже на Людей!..

– Знаю, сам сталкивался, – сказал я. – В этом случае – не жалеть ни себя, ни их!.. Но делать это надо организованно! Продуманно. Заранее обеспечивая себе пути отхода – гаражи, деревья, подвалы…

– А там – Крысы… В сто раз больше, чем нас! – крикнул кто-то.

– Уже двух наших разорвали!.. – прогундосила старуха Кошка и сделала вид, что смахнула слезу. – Накинутся целой стаей на одного и…

– Как вы на ту Собачку, да? – спросил я.

Все тут же заткнулись, поджали хвосты, стали какие-то щепочки, камушки разглядывать у себя под ногами.

– А с Крысами можно договориться, – сказал я, хотя никогда в своей жизни не разговаривал с Крысами.

– Разумно, – раздался за моей спиной совсем не Кошачий голос.

Я резко повернулся. Из полукруглого решётчатого подвального окошка в том месте, где в переплетении оконной рамы было выбито стекло, на меня смотрела большая Крыса с седой мордой. Причём Крыса была явно мужского пола. Значит, КРЫС, что ли?..

Четверо «наших» инстинктивно рванулись было к этому Крысу, но я только хлестанул себя хвостом, прижал уши и приподнял верхнюю губу, предъявляя свои клыки на всеобщее обозрение, как все четверо будто наткнулись на невидимую стену и прилипли жопами к земле.

– Я же сказал – ДОГОВОРИТЬСЯ, – негромко, но внятно прошипел я Котам. – ДО-ГО-ВО-РИТЬ-СЯ! А не лезть в драку вчетвером на одного, а потом жаловаться, что их слишком много… Хватит! Хватит крови, это вы можете наконец понять?!

– Очень разумно, – повторил у меня за спиной седой Крыс.

Наверное, поэтому я несколько скомкал конец своей речи, потребовав от всех Котов и Кошек – без малейшего исключения и скидок на возраст, как в одну, так и в другую сторону, – завтра ночью явиться на сходняк к старому гаражу, чисто вымытыми, прилизанными и желательно с уже выкусанными блохами. И без какой бы то ни было агрессии!

– Всё! – сказал я. – Переходим на мирные рельсы… Будя, едрёна вошь! Навоевались!..

Это я в каком-то кино по телику слышал.

Мало того, я потребовал от них, чтобы каждый к завтрашнему вечеру приволок хотя бы одну толковую идейку по переустройству и, как говорят сегодня, «реформам» нашего будущего сообщества. Ибо мне думать за всех некогда, у меня своих дел по горло, сказал я, и скорее всего через несколько дней мне придётся на недельку смотаться в Вашингтон, повидаться с одним конгрессменом, так что просил бы прикинуть, кто бы мог подменить меня, пока я буду находиться в правительственной командировке…

Я не собирался вешать им лапшу на уши. Мне просто показалось, что для пользы дела так будет звучать весомее.

Всё-таки Кот, воспитанный Советской властью или, вернее, российским менталитетом (потрясающее слово!), где бы то ни было – в России ли, в Германии, в Америке, – всё равно останется самим собой! Вот обязательно ему нужно подчеркнуть свою близость к начальственным кругам, без нажима упомянуть два- три популярных имени, неназойливо напомнить о своём былом величии…

Последнее в полной мере относится к Котам-эмигрантам.

Помню, Шура всегда очень смеялся над этим. И я с ним…

А когда сам Шура вдруг получил какую-то вшивую комсомольскую премию за крохотный сборничек рассказов – ни денег, ни хрена, кроме медальки «под золото» на красной ленточке, – так он же больше недели пил с кем ни попадя, так ему это понравилось.

Вот тут я малость напутал: от лауреатского восторга Шура выпивал всего лишь пять дней. А уже от стыда, что «поймался на эту муху», – ещё дня три пил без просыпу. И потом две недели каялся, что повёл себя как последний жлоб и что он не достоин высокого звания русского интеллигента, и бормотал строчку чьих-то стихов: «Быть знаменитым некрасиво…»

Чего бормотал, понятия не имею. Если честно, так знаменитым он никогда и не был. Его все любили за совершенно другое…

…По всей вероятности, с этими засранцами-бандитами никто никогда не разговаривал нормальным языком. Они чуть не чокнулись от картинки, которую я им нарисовал! То, что у половины этой хивры поехала крыша – тут и к гадалке не ходи…

А моя Первая Американочка-прихехешка сидела рядом со мной да ещё мордочкой ко всем остальным, словно в президиуме, и разглядывала свою же братву так, будто она видит их впервые!..

Я-то понимал, что ещё до вчерашнего дня на ней, на молоденькой Грязнульке, теряли свою невинность и обучались сексуально-половым азам десятки юных Котов, только вступающих в свой трахательно- возрастной период. Никаких особых иллюзий у меня по поводу этой помытой поблядушки не было…

И всё равно было очень приятно наблюдать, как от соседства и близости со мной эта Киска (я тоже хорош – не удосужился узнать, как её зовут!..) так задрала свой розовый носик, что даже бывалые и наглые Кошки-профессионалки, которые всего час назад и не смотрели в её сторону, стали мести перед ней хвостами и подлизываться!

Сзади меня раздался негромкий голос старого седого Крыса:

– Прошу прощения, мистер… На два слова!

– Минутку, – сказал я ему, а Котово-Кошачьей компахе рявкнул в манере старшины, которого Шура всегда изображал при воспоминаниях о своей армейской службе: – Разойди-и-ись!!!

А беленькой, пушистенькой тихо сказал: