Он говорил о смиренье земном и небесном, Как о чудесном цветке, никому не известном. — Много желающих в райские кущи войти И за вратами блаженных покой обрести. Мало желанья, нужна благочестная вера. Чистая вера — вот самая тонкая мера. Много толпится идущих за Мною вослед. Все не войдут — слишком узок блаженный просвет. Слушал народ и созвучно кивал головами, Словно морская равнина играла волнами. Рокот народа сулил переменные дни. Близкие люди шепнули: — Учитель, взгляни! Вон Твоя матерь, а с ней Твои старшие братья. Что-то кричат, простирая навстречу объятья…— Площадь гудела, народу как в бочке сельдей. Глянул Христос на своих голубиных людей И обронил им зарок без святого изъятья: — Вы Моя матерь и вы Мои сущие братья! Или забыли? Не мир Я принёс вам, а меч!..— Вот что за слово срубил, будто голову с плеч. Белое солнце, простёртое ниц перед Богом, В полдень стоит высоко над убогим порогом. Переступили желанные гости порог. Мир сему дому! И каждый на ложе возлёг. Красная дева Магдала навстречу вставала, Ноги Христовы студёной водой обмывала, И вытирала волной своих долгих волос, И улыбалась, и ей улыбался Христос. Вот пролила на Него изобильное миро — Благоуханье пошло во все стороны мира. Возревновали смиренные ученики, Но придержали на всякий причёт языки. Только Иуда, как тень золотого кумира, Мрачно взирал на чужое разлитое миро И сокрушался, завистливым сердцем горя: — Сколько же денег пропало, и, видимо, зря!.. Лодка под парусом вышла в открытое море. Душу Христа укачало на свежем просторе. Он задремал. Но, горючую кровь леденя, Буря упала, как гром, среди ясного дня, Инеем молнии запорошила все лица… Чья-то душа пролетела, как чёрная птица. Люди и волны смешались, как ужас и зло. Парус сорвало, и вёсла в щепы разнесло. Утлая лодка зияла раскрытой могилой. Люди кричали: — Сын Божий, проснись и помилуй!.. И пробудился Христос от глубокого сна, Топнул ногою на бурю, и стихла она. Только хлестала струя из пробитого днища, Как из бессмертной души — голубая кровища. Глянул Христос — и свернулась живая струя, В море обратно она уползла, как змея. Радуйтесь, люди!.. Людей же не радует око: Море широко, а берег желанный далёко. Парус ободран, и весла разбиты зело. — Это конец! — завздыхали они тяжело, Ибо по грозному плеску заметили вскоре: Лодку уносит теченьем в открытое море. И покачал головою Христос и сказал: — Вот ваш конец! — и рукою на снасть указал. Встал и пошёл через борт в глубину под волнами. Глубже и глубже! И дна Он коснулся ногами. Начал расти и расти, как покой в тишине, А между тем Его ноги стояли на дне. Вот показалась из волн голова золотая, Вот от руки побежала гора голубая. Бросили с лодки Ему бечеву наконец. Зычно поймал Он её за свободный конец, Через плечо перекинул и шагом широким Двинулся к берегу. Берег казался далёким. Долго ли, скоро ли лодку тащил за собой — Громче и громче шептал побережный прибой. Уровень дна под ногами Его повышался, Рост между тем с каждым шагом Его уменьшался. Дольше и тише Он лодку тащил за собой. В рост человека Он вышел на мелкий прибой. Пал на каменья лицом, как герой после битвы. Люди над Ним возносили святые молитвы. Путь на вершину лежит посреди облаков. Выбрал Христос первоподданных учеников. Встали бок о бок три ждущие молнию кедра: Петр, Иоанн, а о третьем спросите у ветра. Пали они на вершину, как Божья роса, Так и не сделав сияющий шаг в небеса. Так и заснули. А светлый Христос на вершине Долго стоял, а быть может, стоит и поныне… Он помолился и в новых предстал покровах, Чистых и белых, как жертвенный снег на горах. Тут окружили Его, как зарницы глухие, И Моисей, и пророк Илия и другие. И разгорелась беседа, и в ней, яко дым, Частое слово клубилось: Иерусалим.
