Всё в этой книге! — и книгу ему показал. Мальчик взял книгу, раскрыл и от Духа Святого Вслух прочитал до конца, и последнего слова. Вырвал из книги конец и сложил из листа Легкий кораблик — весёлый кораблик Христа. И зашумели в долине священные кедры. И подхватили кораблик воздушные ветры. И на ручей опустился кораблик Христа. Лёгкий ручей передал его речке, а та Сильной реке, а река понесла его в море, В синее море, где волны шумят на просторе. В книге судеб одного не хватает листа. В море гуляет счастливый кораблик Христа… Старый учитель вздохнул и привёл изреченье: — Знаешь ты больше меня, но продолжим ученье. Плотник Иосиф привык к своему ремеслу, Знал, как себя, и топор, и тесло, и пилу. Даже в субботу в его голове то и дело Что-то ходило, стучало, звенело и пело. Плотник тесал, и бежало тесло по доске, Стружки чудно завивались, как след на реке… Так вот учитель в уме, как в раю созерцанья, Посох Закона стругает из древа познанья. Странно он рубит и тешет, и тонко берёт, Лишние щепки летят и в огонь, и в народ. Речи ведёт от корней до небесной макушки, Гладко речёт, а слова завиваются в стружки. Кажется, сам он — Закон, а не посох при нём, Сам он — познанье, а древо почти ни при чём. Так вот и люди: молились, божились, судились, Каялись, знались, хвалились, клялись, говорились. Слово тесалось — и ложью оно завилось… Глядя на это, впервые заплакал Христос. Череп Голгофы глядит на звезду Вифлеема. Это не страшно. На черепе дремлет поэма. Отрок двенадцати лет, как святой пилигрим, Шёл по разбитой дороге в Иерусалим. На придорожном дубу прозябала омела. Дуб засыхал, но омела ещё зеленела. Силы в нём падали, мощный огонь дотлевал. Ветку омелы задумчивый отрок сорвал. Мать и отец поджидали его на дороге. Солнце сияло. Они говорили о Боге… В городе праздник, молитвы и тёмная жидь, Блеск благолепья, и нечем уже дорожить. Сын запропал. Проискали три дня и три ночи. Бедная матерь проплакала ясные очи. Полуслепые от горя, явились во храм. Плавал светильник. Курился глухой фимиам. Сын их сидел супротив седовласых пороков И разъяснял им Закон и реченья пророков. Старцы дремали, и посохи сон стерегли. Старцы кивали, но речи понять не могли. В речи разумной святые огни зазияли: — Книжники вы, и всегда вы на правду зевали. Совесть ходячую гнали из храма взашей, В мёртвую букву глядели — не в корень вещей!.. — Старцы вскочили, и посохи стукнули разом: — Речи твои превышают наш возраст и разум, Благо тебе! Но о нас говорить не спеши. В корень вещей мы глядели очами души, Соками душ мы святые молитвы питали…— Юный Христос отвернулся в тяжёлой печали. И, покидая в глубоком безвременье храм, Бледную ветку он бросил к старейшим ногам: — Вот на раздумье о соках души и омеле!..— Грозно об этом священные кедры шумели. Эй, на земле, где целуют друг друга во зло! Славен Господь! Он идёт! Его детство прошло. И ничего не оставило людям на свете, Кроме святого трилистника: Будьте как дети! Только о детстве священные кедры шумят, Только о детстве небесные громы гремят. ПРИМЕЧАНИЯ Ирод (Великий) — царь иудейский.
«Мяч на лету загорелся — горящим мячом Детство играло…» — Доныне на островах Индонезийского архипелага жители играют в футбол горящим мячом. До сих пор символ Божества люди пинают ногами.
Над Иорданом плакучая ива склонилась, Плачет о юности, что на веку ей приснилась.
