И вот 1 сентября 1973 года я начал учебу в БТХИ, на курсе Веры Павловны Редлих, ученицы К. С. Станиславского. Нашему курсу повезло с преподавателями — это были талантливые, преданные беззаветно своему делу артисты-педагоги. И не их вина в том, что если на первом курсе почти все мы приходили на занятия с горящими глазами, то к концу учебы огня у многиx значительно поубавилось. Из 25 моих однокурсников дипломы получили только 12. Считается, что, если из выпускников курса хоть один станет настоящим знаменитым Актером, — это хороший курс, если два — просто замечательный, а если три или больше, то это — суперкурс, но такие бывают только теоретически, в жизни их никто не видел. Раньше я этому утверждению не придавал значения, считал, что оно не соответствует действительности — ведь всех же нас выпустят артистами. Но сейчас, по прошествии более 30 лет, пытаясь вспомнить своих однокурсников и проследить их дальнейшую судьбу, вижу, что лишь немногие из них работают в театрах, да и то просто тянут лямку, зарабатывая на жизнь и не снискав ни славы, ни любви зрителей. А ведь многие, особенно девочки, окончили институт с красными дипломами.

Театр — жестокая штука, здесь очень сильна конкуренция, выживает только сильнейший, остальные попросту становятся артистами эпизодов и массовки. Да, можно поступить в театральный институт и даже в театр по блату, но как заставить потом зрителей ходить и смотреть бесталанные выступления?

Учась в БГТХИ, я жил в общежитии, что при многих минусах, по сравнению с условиями минчан, живших у себя дома, имело и достаточно плюсов. Главный из них — возможность свести до минимума время на посторонние дела и не отрываться от учебы и репетиций чуть ли не весь день. Правда, был период, когда нас с Колькой Леончиком из общежития выселили по причине простой и даже банальной. Хотя в армии мы до этого не служили и имели к ней отношение чисто условное (лишь в силу своего пола), мы как-то решили отметить 23 февраля в нашей комнате на «всю катушку». Надо же было такому случиться, что назавтра после праздника в общежитии была проверка сансостояния комнат (в комиссии работали опытные люди, которые знали, когда проверять). Комиссия, придя в нашу комнату и увидев в ней живописную картину «после вчерашнего», естественно, потребовала немедленного выселения нас из общежития. Леончик переехал к родственникам, а я, по причине отсутствия таковых в Минске, поселился прямо в нашей аудитории, тем самым еще больше приблизившись к учебному процессу. Днем, конечно, я не мог пользоваться своим новым «жильем», так как там шли занятия, зато вечером, когда кончались лекции и репетиции, наступало мое время. Расстелив театральную шинель на столах, я устраивался на ночлег. Друзья помогли мне раздобыть запасной ключ, поэтому я мог пользоваться своей «квартирой» в любое удобное для меня ночное время. Если будете проходить мимо здания театрально-художественного института (теперь Академии искусств), обратите внимание на балкон над входом — это был мой балкон. Я там отдыхал перед сном, дышал свежим воздухом, смотрел на звезды и ел бутерброды, которые мне Леончик забрасывал прямо на балкон, когда его вечером не пропускал в здание вахтер.

Есть такая формула: актерскому делу научить нельзя, но научиться можно. Мы жили с преподавателями одной дружной семьей. Учебный процесс в нашем институте был построен так, что студенту просто необходимо было раскрыть все свои способности. Мы проводили время вместе с преподавателями актерского мастерства не только в институте, но и за его стенами, часто ходили к ним в гости, и это не считалось чем-то неприличным или сверхъестественным.

Как я говорил раньше, вместе со мной учились будущие соратники по «Христофору» Александр Хвостиков, наш первый директор, и Анатолий Кляшторный. Во всех учебных спектаклях нашей троице всегда доставались роли фашистов или полицаев, а если спектакль был о мирном времени, то — пьяниц, подонков и негодяев. Боясь не выйти из образов в жизни, мы старались относиться к своей судьбе с юмором, что в дальнейшем, как теперь выяснилось, нам очень пригодилось. Репетициями и выступлениями на сцене я мог заниматься бесконечно, не замечая времени и не чувствуя усталости, поэтому к концу учебы считал себя уже сложившимся актером, который достоин претендовать на многое. Да и отметки по всем специальным дисциплинам у меня были отличные, и потому, идя на распределение, я очень рассчитывал, что меня оставят в Минске, более того — в хорошем престижном театре.

Была еще одна причина, по которой я очень хотел, чтобы меня распределили в Минск. На четвертом курсе я встретил мою первую серьезную любовь — Лену, студентку-художницу, которая тоже училась в нашем институте на отделении керамики и стала впоследствии, когда я уже работал в Купаловском театре, моей первой женой.

Мне повезло, что довелось учиться в институте в годы, когда там работали лучшие, по-моему, за все время его существования педагоги: Август Милованов, Вера Павловна Редлих, Владимир Маланкин, Александр Бутаков, Илья Курган и другие. На сегодняшний день мастеров с большой буквы там единицы. Чтобы быть педагогом в театральном институте, надо иметь к тому призвание, надо уметь «умереть» в студенте …