догадываясь, что нас уже, оказывается уже и не снимали… Блин!
Самый неожиданный комплимент
Играем в воинской части нашу эстрадную программу. Солдаты валяются от хохота. Один с фингалом под глазом, с огромным перебитым и распухшим носом и такой же распухшей губой, показывая на нас пальцем стонет от смеха:
— Ну и рожи!
А я возьми и брякни:
— На себя погляди…
Истерика у артистов и зрителей закончилась только через час.
«Прицеп»
Артист театра Янки Купалы Павел Васильевич Кормунин на гастроли в Киев приехал с пятилетней внучкой. На нашем жаргоне это называлось «прицеп». «Прицеп» обычно дается, чтобы артист поменьше гулял, выпивал и веселился в свободное от выступлений время. Каждый вечер кто-то из родни звонил Павлу Васильевичу из Минска, и маленькая внучка честно рассказывала, где они с дедушкой были и что делали. Лучшей «наружки» и придумать невозможно.
И вот как-то бедный Павел Васильевич заходит с внучкой в номер, где несколько купаловцев, в том числе и я, как раз гуляют, выпивают и веселятся, используя по назначению это самое свободное время. А жара страшная. Окна настежь, все в трусах и босиком. Но веселье брызжет фонтаном. Увидев несчастного Павла Васильевича, грустно смотрящего на заставленный бутылками стол, Геннадий Овсянников вдруг принимает гениальное решение — он наливает в стакан водки и очень сочувственным голосом громко (чтобы внучка поняла) говорит:
? Дедушка! Очень жарко! Очень, очень жарко! На, выпей водички!
И, усиленно подмигивая, протягивает Павлу Васильевичу заветный стакан. Павел Васильевич громко, тоже чтобы внучка услышала, соглашается:
? Да, сегодня очень жарко! Выпью-ка я водички! Спасибо! — и с удовольствием, медленно-медленно выпивает предложенный стакан. Внучка внимательно смотрит на дедушку. В это время я хватаю со стола бутерброд с колбаской и подношу даже не скривившемуся Павлу Васильевичу:
? Нате закусите!
И тут Павел Васильевич, внимательно глядя прямо мне в глаза и покрутив пальцем у виска, произносит фразу, ставшую потом в театре крылатой:
? Кто ж водичку закусывает?!!
Первое слово дороже второго
В 2007 (юбилейном для нас) году мы в очередной раз снимались в «Аншлаге». Концерт шёл во Дворце культуры «Прожектор», что недалеко от шоссе Энтузиастов. Программа была большая и должна, по идее, закончиться около десяти часов вечера. А поезд «Москва-Прага» отправлялся в 23.45. то есть, времени, добраться до Белорусского вокзала на метро у нас, по московским меркам, было в обрез. Тем более, что наши два номера шли десятым и последним в концерте. В конце концов, с приключениями (отключился мой микрофон, чуть не опоздали на второй выход, да и концерт затянулся до 22.45) мы закончили выступление и на ходу переодеваясь и разгримировываясь, рванули к выходу. Пробегая мимо сцены, где несколько минут назад мы, под хохот зрителей, записывали номер «Красавица планеты», я увидел Регину Игоревну, разговаривавшую с телевизионщиками. Подбежав к ней и, встряв в разговор, я сказал: — Регина Игоревна, до свидания, спасибо за съёмку. И ещё, у нас в этом году юбилей — двадцать лет «Христофору». Регина удивлённо вскинула брови: — Двадцать лет?! — Да, двадцать. — Ну, что ж, — сказала она, — отменим, обязательно отменим… Тут же она спохватилась, поняв что оговорилась. — В смысле, отметим, обязательно отметим. Я шутливо опустил голову и с деланной горечью произнёс: — Нет, уж, Регина Игоревна, первое слово дороже второго. Отменим, так отменим.
Вместо эпилога
«Христофор» — это образовавшийся в результате естественного бескомпромиссного отбора коллектив веселых единомышленников, получающих радость и удовольствие оттого, что они могут отдавать свои способности, здоровье, время и, естественно, любовь, зрителям. Если говорить о наших дивидендах, то материальная их часть достаточно скромна, хвастаться пока особо нечем, зато моральная — огромна Любовь зрителей — это тот эликсир, а может быть, и наркотик, который переполняет нас желанием вновь и вновь выходить на сцену. Уверен, если бы нам предложили не только отказаться от зарплаты, но еще и платить за право участия в наших программах, каждые пять из пяти сегодняшних «христофоровцев» все равно остались бы в театре. Где-нибудь подрабатывали бы, подворовывали, на худой конец, но театр бы не бросили. В нем — наша жизнь. «Христофор» существует ради зрителей, мы сильны нашей с вами взаимной любовью и, пока она жива, не умрет и театр.
Поэтому позвольте в завершение еще одно — последнее — признание, дорогие мои зрители и читатели.
Мы любим вас, мы живем для вас!
