Это американское «как дела» привязалось хуже репейника. Ну как у человека могут быть дела в мире, где чёрт знает что творится? А как у меня дела в таком случае? Я должен отвечать на подобный вопрос, что они у меня «прекрасны». Как дела? Прекрасно. Чем занят? Меня тут едят, знаешь ли, но вообще прекрасно.

— Хефе, я решил перевезти семью и переехать самому на склад. У нас в Сан-Луисе что-то совсем плохо стало. Здесь все подрались со всеми, и всех дерущихся пытаются съесть мертвецы. Это плохо, и жить стало тяжело.

— Ты правильно сделал. Собирай вещи и приезжай туда. Я тоже буду там завтра.

— Это правильно. Мы сможем помочь друг другу. По крайней мере, моя жена умеет готовить, а двое старших ребят могут держать винтовку в руках.

— Значит, договорились. Увидимся завтра. Главное, не стоит лишний раз маячить на улице — загоните машину в склад и сами старайтесь находиться внутри.

— Хефе, мой запас глупости исчерпался, когда я согласился, чтобы моя жена родила пятого ребёнка. С тех пор я соображаю намного лучше.

— Хорошо, завтра увидимся, — попрощался я и отключился.

Паблито с семейством — это хорошо. Человек свой, надёжный, старшим его пацанам уже семнадцать и пятнадцать, насколько я помню, вполне способны карабин в руках удержать. А сам Пабло на все руки мастер — вот уж действительно умел как пчёлка трудиться. И Майк. Уже сила получается. И оружие будет, и еда, и идеи у меня имеются, как нам всем не пропасть.

Так, отвлёкся. Что делать с пароходами? А может быть так, что пароход приписан к Норвегии, а команда на нём филиппинская? И собираются они в Манилу, потому что на Норвегию им плевать теперь: у них дети и жены дома. Может, наверное. Я в этом плохо разбираюсь, но выглядит логично.

На сайтах есть телефоны. А есть у телефонов кто-нибудь? Надо проверить. Я взялся дозваниваться в порт Калхун. И обнаружил, что это бесполезно. Ни один телефон не отвечал. А с чего ему отвечать? Он же в каком-нибудь офисе стоит, а если кто и есть живой в порту, то наверняка где-то прячется. На корабле, например. Подняли сходни — и поди заберись к ним на борт. Эх, чёрт, а ведь может оказаться самым безопасным местом большой корабль, если от берега отвалить, но встать недалеко. Зомби плавают? А чёрт их знает, но в любом случае по якорной цепи в клюз не заберутся: на акробатов они не похожи.

Перепробовал все телефоны со всех сайтов, и всё без толку. Ни один порт не откликался, зато удалось дозвониться в контору шерифа в Порт-Артуре, её номер был в списке «аварийных номеров». Там мне ответила депьюти Пулавски, которая сказала, что никакую информацию давать не уполномочена. Однако после недолгих уговоров сменила гнев на милость и сообщила, что суда действительно стоят в бухте и никто из порта не выходит. А вот назвать возможные их направления она затруднилась, сказав, правда, что у них постоянная линия на Роттердам. Это подтвердило ту информацию, что я получил с сайта, но не означало, что, вырвись судно из блокады, и пойдёт оно туда же. Может и не пойти. Лотерея.

Телевизор же продолжал равномерно и поступательно грузить мрачными новостями. Просветов в них не было, ничего обнадёживающего я не услышал. И обвинять журналистов в намеренном сгущении красок смысла не было: они просто показывали действительность такой, какая она есть. А есть она именно такая — поганая.

Так, надо домой позвонить. Специально оттягивал до того момента, пока не определюсь, куда дальше поеду. Набрал номер мобильного Маши, но он оказался «выключен или находится вне зоны действия сети». Набрал домашний. Ответила.

— Золотая.

— Любимый.

— Что с мобильным? Я на него сначала звонил.

— Мобильные отключаются постоянно, — вздохнула она. — А городской телефон с Интернетом пока работают.

— Как у вас дела?

— Нормально, но час назад в посёлке стреляли. Где-то в районе ворот, знаешь, где Серёга с Леной живут? Ну, у них ещё две собаки?

— Вроде знаю…

Да, слева от ворот был дом из красного облицовочного кирпича, а во дворе часто бегали две немецкие овчарки. Помню такое.

— Володя пошёл туда посмотреть, что к чему.

— Пошел? Зачем? — удивился я.

— У нас пока хватает здесь народу. Немного, но несколько домов есть. Зураб с Тамарой и мальчишками, что напротив живут, они здесь. Ещё несколько семей, даже мальчиков выпускать во двор стали снова. Под присмотром, конечно, и к воротам не подпускаем, но пока пусть гуляют.

— Пусть, конечно. А люди что, объединяться пытаются?

— Нет. Просто договорились помогать друг другу, если что. Так народу на весь посёлок мало осталось. Я думала, будет больше.

— Всё правильно. Большинство попытается спасаться другим способом — поближе к скоплениям людей держаться. Оружие-то мало у кого есть, вот и будут бежать.

— По телевизору сказали, что военные начнут раздавать оружие людям со своих складов. Володька ждёт, от телевизора не отходит.

— Это хорошо… — поразился я.

Чего не ожидал, того не ожидал. Это всё же прогресс, или ситуация уже совсем безнадёжна — отсюда не поймёшь.

— А что вообще творится?

— Из Москвы все бегут. Центр никто не контролирует, даже телевидение откуда-то из области болтает. Войска только по нескольким трассам расположились, прикрывают отход людей. По нашему Осташковскому военных вообще нет. И для эвакуации его не рекомендуют. Вовка с чердака смотрел на дорогу — машин почти не видно. Наверное, сюда только те едут, кто на дачу бежит, у кого она здесь. Ты уверен, что нам лучше в доме остаться, чем эвакуироваться?

— Куда?

— Ну… не знаю. Куда там всех эвакуируют?

— Некуда эвакуироваться, счастье моё. Везде одно и то же. Только дома вы в безопасности, пока стены на месте стоят.

— Ладно, как скажешь, — легко согласилась она.

Видать, и сама не слишком верила в идею эвакуации. Да и не видел я в сети каких-либо данных о том, что эвакуируют людей централизованно. Скорее всего все сами по себе едут.

— Кстати, чердак… на него можно забраться по лестнице, — спохватился я. — Надо её убрать и уничтожить.

У нас недавно переделывали крышу в доме, для чего сколотили здоровенную лестницу, которая так и лежала вдоль забора. Подними её, да и полезай в чердачное окно — даром что оно на уровне третьего этажа.

— Уже нельзя, — чуть торжествующе сказала Маша. — Вовка лестницу разломал и на дрова порубил-попилил. Теперь если только откуда-то притащить. Зато там наблюдательный пост устроил и регулярно на него лазит. Или Юрка там сидит. Кстати, из лестницы ещё куча дров получилась.

Нет, Вовка молодец. Не будь его там, я бы уже извёлся до сердечного приступа.

— Как Настя?

— Вроде нормально. Выпускаем её пока воздухом дышать во двор, Вовка с ней ходит, ружьё наперевес. Ей двигаться тоже надо.

— Вода, электричество, газ есть?

— Всё пока есть, перебоев не было. Но не думаем, что это надолго.

Тут она опять вздохнула. Действительно, без электричества у нас и отопления не будет. Пусть котёл газовый, но насос, который нагретую воду по этажам по отопительной системе гонит, тоже электрический. А генератор на него изводить… Сколько хотел поставить дополнительный бак! Да всё думал: зачем он нужен? А теперь у нас там не больше ста литров солярки имеется. А генератор два литра в час забирает. Пятьдесят часов с электричеством. Мало, очень мало.

— А сейчас Володя где? — спросил я.

— Как раз и гуляет с Настёной. Позвать?

— Нет, просто передай, что если он вдруг куда поедет, например, начнут оружие раздавать, то пусть с собой канистры для солярки прихватит. Мало ли? Вдруг где-то удастся наполнить.

— Хорошо, передам, — опять вздохнула она. — Что ты делать будешь?

Дежурство начиналось в девять, а развод на дежурство осуществлял Том на лужайке перед своим домом за десять минут до этого. Я посмотрел на часы — было ещё лишь десять минут девятого, а я уже успел подготовиться к завтрашнему отъезду.

Сначала я посмотрел, как встаёт мотоцикл в кузове. Затем частично разобрал полки для инструментов в гараже и из двух стоек сделал направляющие, которые привинтил на шпангоуты кузова, сделав нечто вроде рамы. К этой раме мотоцикл притягивался нейлоновым тросом, которого у меня был здоровый моток, и стоял недвижимо. Подумав, я привинтил ещё две направляющие на противоположном борту фургона. Теперь к ним можно будет крепить любой груз, не опасаясь, что он будет летать по всему кузову во время езды.

Отсоединил от домашней электросети и загрузил в фургон генератор «ямаха» на колёсиках, которого вполне достаточно было в случае аварии электроснабжения обеспечивать основные электроприборы дома питанием. Здесь домов без генераторов не бывает: перебои с электричеством не редкость. А что ему тут стоять, если я сам уезжаю, верно?

Собрал всё, что могло представлять хоть какую-то ценность в будущем. Даже маленький телевизор с кухни и стерео. Не думаю, что домовладелец на меня обидится, потому как живёт он где-то в Сиэтле, а арендную плату с меня взимает менеджер из агентства по недвижимости. Чего уж теперь… И где то агентство? Как раз сегодня горело в той стороне.

Закончив возню в гараже и упаковку вещей, я собрался для дежурства, повесил винтовку на грудь и вышел на крыльцо. Именно сейчас должно было проходить общее собрание всех жителей посёлка, на которое я не пошёл. Но дома не сиделось, поэтому мне захотелось пройти по пустым улицам, оглядеться. Зачем? Не знаю, наверное, затем, чтобы посмотреть на посёлок в последний раз: возвращаться сюда я уже не рассчитывал.

Стемнело. Темнеет в этих краях быстро. Вроде только что день был, затем короткие сумерки и сразу темнота. Вот и сейчас улицы освещались одними фонарями. Стало прохладно, как всегда бывает в пустыне с наступлением тьмы. Обычно в такое время все выбирались из своих домов во дворики выпить пива, отдохнуть от жары. Самое оживлённое время в Койотовой Купальне. А сейчас было совсем пусто. Никого. Так странно… Теперь всё странно. То, что покойники гуляют, не странно, скажете?

Я неторопливым шагом направился в сторону Канал-стрит. Хотел сначала пойти глянуть на собрание, да потом передумал. Зачем? Всё равно не остаюсь, так для чего мельтешить зря перед глазами? А то ещё кто-нибудь какую-нибудь пакость на прощание сотворит. Погуляю лучше.

Гулялось недолго. Едва покинул пределы своего участка и не спеша пошёл по тротуару, как услышал стук. По стеклу. Руками. Такой, словно кто-то пытается привлечь моё внимание. Я остановился, обернулся к дому Кэролайн — той самой, что боялась депрессий. Да, это она и стучала. Стоя в эркере панорамного окна гостиной, одетая в какое-то короткое белое платье, она равномерно колотила ладонями по стеклу. И чего ей от меня надо?

Я не спеша подошёл к окну, посмотрел на неё. Понятно, чего ей надо. Плоти и крови, и всего побольше. И можно без хлеба. И это совсем не депрессия — прозак не поможет.