жуткими рваными ранами. Кровь уже запеклась, кожа мертвяка приобрела какой-то синевато-бледный оттенок. Второй был маленького роста подростком. Лет пятнадцати, наверное, в широченных джинсах и просторной майке. Умер он, похоже, от единственного укуса в руку. Умер недавно — кровь была ещё красной и блестела на солнце.

Я взвёл курок, чувствуя, как спуск подался под пальцем. Теперь его чуть тронь… Пошел вперёд плавными скользящими шагами. Когда осталось метров пять, остановился. Почти весь вес на правой ноге: «целиться» начинаешь ею, если передвигаешься. А с левой снова пойдёшь, если потребуется.

А они издают какие-то звуки… Мычание или скулёж… Как так? Они же не дышат? Не должны, они же мёртвые.

Три точки прицела остановились на середине лба тучного усача, и я плавно потянул спуск. Хлопнуло, пистолет брыкнулся, вышвырнув сверкнувшую гильзу. В центре лба мертвяка появилась чёрная дырка, и он грузно упал навзничь, подняв облако пыли с дороги. И больше не шевелился.

Подросток на стрельбу никак не среагировал, а лишь заметно ускорился. В него пришлось выстрелить трижды, одиночным и «дабл-тапом» — первая пуля лишь чиркнула его по голове. Зато вторая и третья угодили в переносицу и над глазом, закрутив его и свалив на асфальт. Всё.

Эхо выстрелов быстро стихло, а краем глаза я заметил, как катится по асфальту, постепенно останавливаясь, одна из гильз. Два тела лежали неподвижно, вокруг головы подростка появилась маленькая лужа крови. Я подошёл чуть ближе к нему, заглянул в лицо. Вторая смерть никак его не изменила, выражение так и осталось тем самым, с каким он шёл на меня. Но глаза… глаза стали покойными, иначе и не скажешь.

— Вот бедолага… — пробормотал я по-русски, глядя на этого пацана, совсем недавно превращённого из человека в непонятную и мерзкую тварь.

— Быстро ты, — сказал Майк из окна машины.

— А ты как хотел? — переспросил его я, не сводя взгляда с двух тел, от которых пахло мертвечиной и какой-то химией.

Облились они, что ли? Мухи над ними тоже почти не вились. Странно. Они же на любую падаль должны лететь. Это химическая примесь к вони их отпугивает? Действительно очень странный запах, вроде ацетона.

— Мы едем или у тебя есть ещё планы? — спросил Серхио. — Больше стрелять не в кого, как мне кажется.

— Едем, — кивнул я, поставил пистолет на предохранитель и сунул его в кобуру.

Машина резво рванула с места, я откинулся на сиденье. Зачем я их застрелил? Отчасти для того, чтобы облегчить жизнь окружающим, это верно. Но была ещё одна причина — мне надо было вновь убедиться, что их можно убивать. Они были настолько нереальными, настолько несовместимыми со всем, что довелось узнать и испытать мне в течение моей жизни, что я просто не мог поверить в то, что вижу своими глазами.

Уже через пару минут мы выскочили на Пасифик, где увидели вполне живых людей. Несколько мужчин возле фургона грузили какие-то коробки, вынося их из дома, при этом один из них с двустволкой в руках поглядывал по сторонам. Но вооружены были почти все — кто чем.

Ездили машины, хоть и немного. На тротуаре я заметил пару тел — наверное, мертвяков застрелили, а может, и нет. Кто может придумать время удобнее, чтобы сводить счёты? Лично у меня ничего личного к адвокату Бирману нет, но нет-нет да и мелькнёт мыслишка: не следует ли его перепутать с зомби? Очень уж яркий пример «человека пакостного» являет он собой, просто руки чешутся.

Ещё через минуту мы выскочили на большую стоянку возле «Уолмарта», и я с удивлением обнаружил, что на ней хватает и машин, и людей, бегущих к этим машинам с большими колясками. Не как в пятницу вечером толпа, но немало. По всему периметру стоянки расположились чуть не с десяток маленьких оливковых «маттов» со старыми пулемётами М-60 на турелях, а возле машин стояли национальные гвардейцы. Хватало и полиции. Вокруг стоянки валялось тут и там с пару десятков тел. Видать, сообразили, что если не взять главные магазины под охрану, то через несколько дней начнутся голодные бунты. Разумное решение, памятник поставить тому, кто это всё придумал.

У входа в магазин тоже стояли несколько человек в камуфляже и с автоматами. Заправляли там двое полицейских из полиции Юмы, которые заворачивали обратно к машинам людей с оружием. Полицейские ещё и быстро, но тщательно обыскивали каждого входящего.

— Это зачем? — спросил Майк.

— Если внутри дойдёт до драки, то она не должна окончиться перестрелкой, — сказал Серхио. — Разоружаемся, иначе не пропустят.

— Я не хочу бросать оружие, — набычился Майк.

— И не бросай, — сказал я. — Будешь машину караулить и наше оружие. Я всего наберу на двоих. Что тебе брать?

— Держи… вот, пара сотен… — Майк протянул мне несколько купюр. — Бери что-то такое, чтобы не портилось. Всё равно что. Пасту. Соусы. Мясные консервы. Я всеядный.

— Ну, и мне то же самое, — кивнул я, запихивая деньги в боковой карман.

Я стащил с себя разгрузку, бросил на заднее сиденье, туда же полетела кобура с револьвером. Как-то уже непривычно совсем без оружия — голым себя ощущаешь.

— Береги как самого себя, понял? — сказал я Майку.

— За это не беспокойся, — ответил он, вытаскивая из машины свой «мини». — Глаз не отведу. Пристрелю каждого, кто к машине приблизится.

Шутки шутками, а сейчас вполне можно так поступить. Оружие становится даже не предметом жизненной необходимости, а синонимом самой жизни. Есть оружие — живой. Нет оружия — не живой. Куда уж проще.

Серхио тоже разоружился, и мы бегом бросились к магазину. Пусть он и открыт, но чёрт его знает, сколько ещё он пробудет открытым? Пока мы тут беседовали, я дважды слышал вспышки стрельбы по периметру. Мертвяки подтягивались к скоплению людей. Их становится всё больше и больше.

В огромном магазине было не слишком людно. Многие полки несли на себе следы разорения, какие-то разбитые стеклянные банки лежали на полу, товар явно расхватывался в спешке. Из каких-то отделов вынесли всё, персонал больше не раскладывал по полкам то, что подвозил со склада, а просто оставлял раскрытые коробки и ящики между рядами полок, неряшливо раздирая пластик и картон упаковки. Из десятков касс было открыто четыре, за которыми сидели не кассиры в униформе, а люди, скорее похожие на менеджеров. Рядом с кассами стоял полицейский патруль с карабинами в руках. Всё на полном серьёзе.

Люди, бегавшие по просторному захламлённому залу, наваливали телеги с верхом. Вид у всех был нервный — у кого испуганный, у кого растерянный, у кого злобно-целеустремлённый. И впрямь с таким настроем и до драки недалеко. Хорошо, что с оружием не пускают.

— Встречаемся на выходе! — крикнул Серхио и понёсся с тележкой куда-то в сторону мясного отдела.

Ладно, у него семья, дети, собака, у него свои потребности. А я решил велосипед не изобретать, а покатил свою телегу туда, где лежали макароны. Макароны, макароны, пища итальянцев и тех, кому лень готовить. А заодно тех, кому надо хранить пищу без холодильника. Макароны были вывалены самые разные, коробками, ценников нигде не было. Но это не страшно: цены на них никогда не поражали. Дешёвая, добротная еда. Главное, потом к мясным консервам не забыть заглянуть. Ну и по списку — соль, сахар, спички. Не знаю, что хватают в случае предчувствия войны американцы, но мы-то точно знаем, что нам нужно, пусть даже и из анекдотов. Соль, спички, соль, спички…

— Ты это понял? — возмущался Серхио, переваливая продукты из телеги в багажник внедорожника. — Они задрали цены в четыре раза! Вот эта банка соуса стоила доллар двадцать, а теперь я заплатил пятёрку!

Он был в такой ярости, что с трудом переводил дыхание. А баночку соуса тартар тряс так, словно это и был виновник катастрофы, происходящей вокруг. В конце концов она выскользнула у него из пальцев и с громким хлюпающим звуком разбилась об асфальт. Он только застонал и продолжил перекидывать пакеты.

А я ещё удивлялся, почему у всех выходящих такие злые рожи. Хоть я и сам заплатил неприлично много для такого ассортимента и даже доплатил за Майка, две сотни которого неожиданно оказались очень маленькой суммой, но был спокоен и даже доволен. Было у меня предчувствие, что через пару-тройку дней деньги будут стоить очень мало и жадный уолмартовский менеджмент поймёт, что поменял сверхценные продукты на бесполезную теперь грязную зелёную бумагу. Но вслух говорить ничего не стал, а то Майк и Серхио чувств лишатся, если я им скажу, что их доллар разлюбезный скоро бумаги стоить не будет, на которой напечатан.

Майк тоже возмущался, отбирая пластиковые пакеты с едой, предназначенной ему, и отделяя их от тех, что я набрал себе. Я стоял рядом и натягивал разгрузку. Тут мой взгляд упал на большой серый фургон и две фигуры возле него, показавшиеся мне знакомыми. Схватив из машины дробовик (чёрта с два я ещё с ним так просто расстанусь вне дома), я сказал: «Минутку, знакомых увидел», — после чего направился к Аните и Хорхе. Это были именно они.

Хорхе узнал меня издалека, тронул сестру за руку и что-то сказал. Затем оба помахали мне рукой, а я им ответил на ходу. Они тоже всерьёз запасались едой. Задняя дверь их фургона была открыта, и я заметил внутри целый склад пакетов с продуктами, поверх которых лежал «Калашников» с деревянным прикладом.

— Привет, как дела? — спросил я, пожимая руку Хорхе и по-дружески чмокнув у щеки Аниты.

Левая кисть у девушки была в гипсе, к врачу они всё же успели, зато прямо на виду, на поясе справа, у неё висела кобура с небольшим пистолетом. Видать, брат позаботился: у этих ребят такого добра обычно хватает.

— Нормально, омбре, — сказал парень. — Но у нас в городе проблем ещё больше, чем здесь. Много мёртвых шляется, банда развалилась. Некоторые хотят ехать в Мексику, некоторые остаются на месте, кто-то имеет семью, кто-то холостой. Мы с сестрой не можем решить, что делать дальше.

— А те ребята, что были с тобой?

— Они здесь, ещё бегают по магазину. Мы так и остались втроём. Ну, ещё Анита и две девушки.

Хорхе жестикулировал при разговоре так, словно рэп читал на камеру. Я обратил внимание, что татуировки у него не просто много, а он почти полностью покрыт ею до самого подбородка. Да, это уже предел лояльности к своей банде, а ведь ещё совсем молодой. А банды у них не подростковые: до самой старости в них состоят.

— И что дальше думаете делать? — спросил я.

— Пока не решили, мужик, — пожал плечами Хорхе. — Наверное, переберёмся в Ранчо Линч — там всё каналом окружено, можно закрыться от мертвецов. А ты что-то можешь предложить?

— Пока нет, — покачал я головой. — Сам не пойму, что впереди. В любом случае буду иметь в виду.

— Если не будешь знать, куда податься, присоединяйся, — сказала Анита.

Мы попрощались, и я трусцой побежал к своим. Они закончили выгружать пакеты, а Майк откатывал тележки в сторону. И на бегу у меня окончательно вызрела мысль — надо уезжать из Койотовой Купальни. Почему? Да очень просто: если честно, то я не верил в то, что наше разношёрстное сообщество сумеет родить что-то жизнеспособное. Ну, не такое у нас там общество, это не «земля храбрых», как поёт про себя Америка в своём гимне, это средний класс. Если я останусь с ними, то я буду лишь тратить свои достаточно скудные ресурсы на защиту адвоката Бирмана и упитанной соседки с её депрессиями и запасами прозака. А я не хочу. Тысяча двести патронов к винтовке закончатся быстро: пара-тройка перестрелок — и всё. И тысяча пистолетных тоже не бесконечна.

Мы загрузились в машину, и Майк повёз нас домой. Решили проехать по Тридцать второй через город, чтобы оглядеться, но едва выехали на эту широкую улицу, как сразу оставили эту идею. Она была перегорожена тремя бронетранспортёрами, на которых сидели и вокруг которых стояли национальные гвардейцы, не меньше двух десятков. Вдали был виден ещё один подобный блок, поэтому мы плюнули на идею разведки и поехали в обратную сторону.

— Что думаешь делать до дежурства? — спросил меня Серхио.