И Дирэввин исчезла вместе с ним. Она скользнула вниз с внешнего вала, и через тёмный лес дошла до реки, где повернула к северу. Когда она проходила мимо острова, где впервые узнала любовь с Сабаном, она вспомнила его, но в её воспоминаниях не осталось и следа нежности. Любовь была изгнана из неё, также как и доброта, веселье и сочувствие, всё вместе со слезами было вымыто из неё. Она стала шлюхой из Каталло, и теперь она будет мстить за Каталло.

Заканчивалась короткая летняя ночь, а она всё ещё шла на север.

Позже, намного позже, она услышала лай собак позади себя, но она прошла через реку, и собаки на могли почуять её запах, и поэтому Дирэввин знала, что свободна. Она прошмыгнула мимо стражников, охранявших Мадэн, и пошла через болота, но она чувствовала уверенность и силу, потому что Лаханна сияла над ней, а в своей руке она держала бесценную власть бога солнца, которую она отдаст Лаханне.

Она сбежала, она носила ребёнка Ленгара, и теперь она будет воевать.

В Сэрмэннине во второй половине дня начался дождь. Ветер усиливался, дождь лил всё сильнее, и сквозь решётку из веток Сабан видел, как по небу переливаются серые и чёрные тучи. Ветер срывал соломенные крыши с хижин, и дождь начал затоплять яму.

Когда прозвучал первый раскат грома, Сабан задрал голову и закричал богу грозы. Он начал скрести руками мокрые стены ямы, по которым стекала вода, пока не нашёл острый камень, которым начал вырезать ступеньку в стене. Он сделал вторую, третью, но его босые ноги постоянно соскальзывали с влажной земли, и он падал вниз в прибывающую воду.

Он зарыдал от бессилия, снова взял камень, и попытался расширить ступени. Вода дошла ему до щиколоток. Дождь молотил по решётке и капал на его лицо, постоянно завывал ветер, и шум был таким громким, что он не расслышал треска поднимаемой решётки. Он только понял, что спасён, когда вниз спустили промокший плащ, и голос Хэрэгга закричал, чтобы он схватился за него.

В потёмках над собой Сабан разглядел Хэрэгга и Кагана. Он ухватился за плащ, и Каган поднял его как ребёнка, так раскачивая, что он растянулся на траве. Он лежал мокрый и дрожащий, глядя в самый центр урагана, пришедшего с моря, чтобы разрушить и потрепать побережье. Деревья швыряло завывающим штормовым ветром, а целые куски крыш сорвало с хижин и отнесло за реку. Не было даже следов воинов, оставленных охранять Сабана.

— Нам надо идти, — сказал Хэрэгг, поднимая Сабана с травы, но Сабан оттолкнул руку торговца. Вместо этого он направился к хижине Керевала и протолкнулся через занавес, ожидая найти своих охранников внутри её, но хижина была пуста, и он обсушился, завернувшись в большую шкуру, затем натянул на себя рубаху из оленьей кожи.

Хэрэгг зашёл следом.

— Нам надо идти, — повторил он.

— Куда?

— Далеко. Здесь царит безумие. Мы должны сбежать от Скатэла.

— Это безумие Эрэка, — сказал Сабан, натягивая на себя обувь и плащ, и взяв одно из бронзовых копий Керевала. — Мы должны идти в Храм Моря.

— Посмотреть на её смерть? — спросил Хэрэгг.

— Посмотреть, какое знамение пошлёт Эрэк, — сказал Сабан, и протолкнулся через кожаный занавес навстречу барабанящему дождю. Один из копьеносцев появился в центре селения и вглядывался в пустую яму. Когда он обернулся позвать своего напарника, увидел Сабана и побежал к нему с копьём наперевес.

— Ты отправляйся в яму! — закричал он, хотя его слова заглушило яростным ветром.

Сабан навёл на него копьё. Стражник покачал головой, как будто показывая, что он не собирается убивать Сабана, а просто хочет, чтобы тот добровольно спустился в яму Скатэла. Вместо этого Сабан пошёл к воротам, и воин попытался ударить его по голове. Сабан отбил копьё в сторону. Внезапно его лишили самообладания все крушения надежд последних недель, его беспомощность при виде того, как Орэнна спокойно идёт на смерть, и он в ответ ударил копьём, замахнувшись словно топором, и его клинок рассёк лицо воина. Кровь брызнула и разлетелась на ветру алыми брызгами. А Сабан, крича от ненависти, вонзил копьё воину в живот, и продолжал пронзать его, пока тот не упал в грязь. Сабану пришлось наступить обутой ногой на живот умирающего человека, чтобы высвободить копьё.

Он побежал, а Хэрэгг с Каганом последовали за ним.

Сабан бежал не из страха перед духом умершего воина, а потому что уже начало смеркаться, хотя он предполагал, что эти сумерки вызваны скорее бурей, чем заходом Слаола. «А это была гроза, — подумал он, — подобная той грозе, во время которой золото появилось в Рэтэррине, гроза, вызванная войной между богами». Сабана качало от сильнейших порывов ветра. Плащ, колыхавшийся за его плечами подобно крыльям гигантской летучей мыши, почти сорвало с него. Он развязал верёвку на шее, и увидел, как кожаный плащ полетел прочь подхваченный ветром. Он пробивался через дождь, почти ослеплённый и оглушённый от ветра.

Он пришёл на горы над морем и со страхом наблюдал, как море старается разбить землю на куски. Волны были всклокоченные, с белыми гребнями и огромные, как горы. И их брызги взрывались на камнях, поднимаясь к тёмным тучам, летящим на штормовом ветре вглубь страны. Сабан шёл, опустив голову, обжигаемый солёной водой, пробиваясь сквозь ветер, и небо казалось темнее, чем когда-либо. Хэрэгг и Каган шли вместе с ним. Было очевидно, что сегодня не будет последнего взгляда Слаола, и возможно, подумал Сабан, этого последнего взгляда больше никогда не будет. Возможно, это был конец света, и он громко закричал от этой мысли.

Удар молнии прошипел далеко над морем, осветив темноту вокруг, а прямо над головой прозвучал раскат грома, и Сабан расплакался от страха перед богами. Он поднялся на невысокий холм. Ещё одна извилистая молния разорвала небо, когда он достиг вершины, и в её неверном свете он увидел Храм Моря. Сначала ему показалось, что там никого нет, но потом он увидел, что толпа людей разошлась вокруг, сбившись кучками в укрытиях из разбросанных валунов. Только несколько человек стояли в храме, и их присутствие поторопило Сабана.

Вздымающееся море в неистовстве билось у подножия скалы, и брызги разлетались высоко к вершине, смачивая камни храма. На уступе прямо под скалой, где должен был полыхать огромный костёр, не было ничего, кроме струек дыма и пара. Жрецы и воины стояли, склонив головы в круге храма, а когда Сабан подбежал ближе, среди них он увидел белое платье Орэнны.

Она ещё была жива.

Воины таскали дрова к краю скалы и кидали сырые палки в затухающий костёр. Скатэл кричал, его одеяние растеряло свои перья под порывами ветра, и если он и видел появление Сабана, не обратил на него внимания. Керевал был в ужасе, он даже боялся подумать о том, что означает такое предзнаменование.

Камабан увидел Сабана, и в этот момент Камабан исполнил необходимый ритуал. Он потащил Орэнну к началу тропы, ведущей к костру, достал из-за пояса нож и срезал золотые украшения, купленные Керевалом вместо утерянных сокровищ Эрэка. Орэнна казалась в трансе. Скатэл проталкивался через ветер и пытался помешать Камабану, но тот рявкнул на него, и Скатэл отступил. В это время Сабан оказался рядом с братом.

— Она должна идти в костёр! — прокричал Камабан.

— Но огня нет!

— Она должна идти в костёр, глупец! — закричал Камабан. Он схватился за горловину насквозь промокшего белого платья Орэнны, и разрезал её ножом.

Сабан схватил брата за руку, чтобы остановить, но Камабан оттолкнул его.

— Так должно свершиться! — прокричал Камабан сквозь клокочущие яростные порывы ветра. — И должно свершиться, как положено! Ты не понимаешь? Должно быть так, как надо!

И внезапно Сабан всё понял. Орэнна должна исполнить свой долг и пойти в костёр, а если не будет пламени, это не её вина. И Сабан отступил, и смотрел, как Камабан разрезал донизу длинное платье Орэнны. Тяжёлая шерсть начала бешено развеваться на ветру, и Камабан потянул за промокшую одежду. Он с усилием сдёрнул платье, и оно упало к ногам Орэнны, которая осталась обнажённой.