— Нет уж, скажите. Скажите! Чего уж там.
— Дядюшка-то голубой.
— Не правда! — заорал Подшаффэ. — Не правда! Я запрещаю вам так говорить!
— Вы ничего не можете мне запретить, дорогой мой. Вы мне не указ.
— Габриель, — сказал Подшаффэ напыщенно. — Габриель честный гражданин, порядочный, всеми уважаемый человек. Его, кстати говоря, все здесь любят.
— Соблазнительница он.
— Надоели вы мне, только и знаете, что всех осуждать. Повторяю, Габриель не голубой, неужели не ясно?
— А вы докажите, — парировал хмырь.
— Нет ничего проще, — ответил Подшаффэ. — Он женат.
— Это ничего не значит. Вот Генрих Третий, например, тоже был женат.
— На ком же это? (Улыбнулся.)
— На Луизе де Водемон.
Подшаффэ испустил смешок.
— Если бы эта тетка и вправду была королевой Франции, это было бы давно известно.
— Это и так известно.
— Наверное, это по ящику передавали (гримаса). Вы что, верите всему, что они говорят?
— Не только по ящику. Это и во всех книгах есть!
— Даже в телефонном справочнике?
Хмырь в замешательстве стушевался.
— Вот видите, — добродушно сказал Подшаффэ. И продолжил в крылатых выражениях:
— Уж вы мне поверьте, не надо судить о людях слишком поспешно. Ну хорошо, ну выступает Габриель в баре для педиков в костюме испанской дамы. Ну и что? Что из этого? Да, кстати, дайте сюда башмак — я вдену шнурок.
Хмырь снял ботинок и до тех пор, пока операция по замене не была закончена, стоял на одной ноге.
— Все это говорит лишь о том, — продолжал Подшаффэ, — что дуракам это нравится. Когда здоровый парень выходит в костюме тореадора, все улыбаются, но когда здоровый мужик выходит в костюме испанской дамы, тут уж народ со стульев от хохота падает. Кстати, это еще не все. Он там исполняет танец умирающего лебедя, как в Гранд Опера. В пачке. Тут уж зрители вообще за животики хватаются. Вы будете утверждать, что это лишь проявление всеобщего идиотизма. Согласен, но ведь такая работа не хуже любой другой, в конце концов. Что, я не прав?
— Ну и работенка, — сказал хмырь.
— «Ну и работенка», — передразнил его Подшаффэ. — А что, у вас, что ли, лучше?
Хмырь не ответил. (Оба помолчали.)
— Готово, — сказал Подшаффэ. — Вот вам башмак с новыми шнурками.
— Сколько я вам должен?
— Ничего не должны, — сказал Подшаффэ. — И добавил: — А все-таки вы так мне ничего и не сказали.
— Это несправедливо, ведь я сам к вам пришел.
— Да, но когда вам задают вопросы, вы и не отвечаете.
— Какие, например?
— Вы любите шпинат?
— Если с гренками — то ничего, но так очень — нельзя сказать.
Подшаффэ на минуту призадумался, но затем выпустил вполголоса целую очередь чертвозьмиев.
— Что с вами? — спросил хмырь.
— Дорого бы я дал, чтоб узнать, зачем вы сюда пожаловали.
— Отвел заблудившуюся девочку домой к родственникам.
— В конце концов вы заставите меня в это поверить.
— И я дорого за это заплатил.
— Мг! Не так уж и дорого, — сказал Подшаффз.
— Дело здесь совсем не в короле испанского танца и не в принцессе синих джынзов. (Помолчали.) Все гораздо хуже.
Хмырь наконец надел башмак.
— Все гораздо хуже, — повторил он.
— Что «все»? — испуганно спросил Подшаффэ.
— Я отвел ребенка домой, а сам — потерялся.
— А! Ну это — пустяки, — с облегчением сказал Подшаффэ. — Повернете сейчас налево и чуть-чуть пройдете прямо, до метро. Это совсем несложно, вот увидите!
— Дело не в этом. Я себя, себя потерял.
— Не понимаю, — опять забеспокоился Подшаффэ.
— Спросите меня о чем-нибудь, спросите! Вы сразу поймете.
— Но вы ведь на вопросы не отвечаете.
— Какая несправедливость! Можно подумать, что я про шпинат не сказал.
Подшаффэ почесал затылок.
— Ну вот, например...
И тут же замолчал в полном замешательстве.
— Ну говорите же, говорите! — настаивал хмырь.
(Молчание.) Подшаффэ опустил глаза. Хмырь сам пришел ему на помощь:
— Может, вассыинтирисуит какминязавут?
— Да, — сказал Подшаффэ. — Именно. Как вас зовут?
— А вот и не знаю!
Подшаффэ поднял глаза.
— Ну вы даете!
— Не знаю — и все!
— Как же так?
— Как же так? А вот так! Я свое имя наизусть не заучивал. (Молчание.)
— Вы что, издеваетесь? — спросил Подшаффэ.
— Почему? Отнюдь нет.
— Неужели имя обязательно заучивать наизусть?
— Вот вас, вас как зовут? — спросил хмырь.
— Подшаффэ, — неосторожно ответил Подшаффэ.
— Вот видите! Вы же знаете свое имя «Подшаффэ» наизусть!
— И в самом деле, — пробормотал Подшаффэ.
— Но что в моем случае самое ужасное, так это то, что я даже не знаю, было ли у меня таковое раньше, — продолжал хмырь.
— Имя?
— Имя.
— Этого не может быть, — пробормотал вконец подавленный Подшаффэ.
— Может, может, и вообще, что значит «не может», когда так оно и есть?
— Вы хотите сказать, что у вас никогда не было имени?
— По всей видимости, нет.
— А это вам жить не мешало?
— Не слишком. (Молчание.)
Хмырь повторил:
— Не слишком. (Молчание.)
— А возраст! — вдруг встрепенулся Подшаффэ. — Вы что, и сколько вам лет не знаете?
— Нет, — ответил хмырь. — Конечно, не знаю.