…Что это? Там, на востоке, за Волгой вспыхивают молнии орудийных залпов… Но это же бьет чужая артиллерия! Разве это возможно? Так быстро не в состоянии ответить ни один артиллерист в мире!

…Значит, потери еще до начала атаки. (…)

Но наша артиллерия уже переносит огневой вал дальше. Вперед! Фельдфебель Фетцер легко, словно тело его стало невесомым, выпрыгивает из лощины и крадется к силуэту здания, вырисовывающегося перед нами в полутьме. Теперь дело за ним… (…)

— Горит! — восклицает он (вернувшись] и валится на землю…

Ослепительно яркая вспышка! Стена цеха медленно валится… Нас окутывает густой туман, серый и черный. Дым разъедает глаза… В это облако дыма, преодолевая заграждения, устремляются штурмовые группы.

Когда стена дыма рассеивается, я вижу, что весь правый угол цеха обрушился. Через десятиметровую брешь, карабкаясь по только сто образовавшимся кучам камня, в цех врываются первые саперы… Мне видно, что левее в цех уже пробивается и вторая штурмовая группа, что наступление на открытой местности идет успешно… Теперь вперед выдвигаются группы боевого охранения. И все-таки меня вдруг охватывает какой-то отчаянный страх….Вскакиваю в зияющую передо мной дыру и карабкаюсь по груде щебня…

Осматриваюсь из большой воронки… У обороняющегося здесь против того, кто врывается, заведомое преимущество… Солдат, которому приказано продвигаться здесь, должен все время. смотреть себе под ноги, иначе он, запутавшись в этом хаое металла, повиснет между небом и землей, как рыба на крючке. Глубокие воронки и преграды заставляют солдат двигаться гуськом, по очереди балансировать на одной и той же балке. А русские пулеметчики уже пристреляли эти точки. Здесь концентрируется огонь их автоматчиков с чердака и из подвалов. За каждым выступом стены вторгнувшихся солдат поджидает красноармеец и с точным расчетом бросает гранаты. Оборона хорошо подготовлена…

Выскакиваю из своей воронки. Пять шагов — и огонь снова заставляет меня залечь. Рядом со мной ефрейтор. Толкаю его, окликаю. Ответа нет. Стучу по каске. Голова свешивается набок. На меня смотрит искаженное лицо мертвеца. Бросаюсь вперед, спотыкаюсь о другой труп и лечу в воронку…

Наискосок от меня конические трубы, через которые открывают огонь снайперы. Против них пускаем в ход огнеметы… Оглушительный грохот: нас забрасывают ручными гранатами. Обороняющиеся сопротивляются всеми средствами. Да, это стойкие парни!. (Просто непостижимо, как в этом аду еще можно было руководить своим подразделением! ~О.К)

Даю… приказ: лежать до наступления темноты, потом отойти назад на оборонительную позицию! Итак, конец! Все оказалось бесполезным. Не понимаю, откуда у русских еще берутся силы. Просто непостижимо. (…)

Быстро прикидываю в уме. Батальон начал наступление, имея 190 человек. Примерно половина ранены, 15–20 человек убито. Это значит: батальона больше нет! Пополнения мне не дадут».

Это и есть описание боя глазами противника, «храброго, героического, отважного, умеющего организовать наступление в городских условиях, упорного в достижении поставленной пели», как оценивали его советские командиры.

То, что немцы умели организовать наступление, было известно давно. Именно им принадлежит изобретение штурмовых групп, которые хорошо себя зарекомендовали еще во время Первой мировой войны. А в условиях уличных боев они были просто незаменимы.

Во время Сталинградской битвы Красная Армия быстро переняла опыт:

«Тактика штурмовой группы основана на быстроте действий, натиске, широкой инициативе и дерзости каждого бойца. Гибкость в тактике необходима этим группам, потому что, ворвавшись в укрепленное здание, попав в лабиринт занятых противником комнат, они встречаются с массой неожиданностей. Уже внутри самого объекта противник может перейти в контратаку. Не бойся! Ты уже взял инициативу, она в твоих руках. Действуй злее гранатой, автоматом, ножом и лопатой! Бой внутри дома бешеный. Поэтому всегда будь готов к неожиданностям. Не зевай!»

Немного погодя, практически все солдаты стали в той или иной степени бойцами штурмовых групп. Об этом говорит солдатская памятка, которая выдавалась защитникам Сталинграда.

«Ворвавшись в здание, помни: всякое промедление смерти подобно. Тут не зевай, глуши противника, чем попало. Перед тобой стена — взрывай ее толом. Фашист засел в подвале — бросай бутылку с горючей смесью, струю их огнемета, они выкурят. Вскочил на лестницу — поднимайся на верхний этаж, брось дымовую гранату, слепи противника. Потом гранату — в комнату, прочесывай огнем из автомата и рывком — вперед! Заскочил на следующий этаж — сразу вламывайся в квартиру. Дверь заперта — не беда. Подвешивай гранату к Дверной ручке, отбегая, взрывай. Граната вышибет запор и оглушит фашистов. Теперь спускайся в подвал — там еще остались бандиты; в подвале дверь закрыта, гранату или бутылку бросать нельзя. Открывай пожарные и водопроводные краны, спускай воду, вода сама найдет вход и утопит фашистов, как крыс».

Теперь каждый раз, когда я смотрю на карту городских боев в Сталинграде, Кракове, Варшаве, Кенигсберге, Берлине я вспоминаю эту памятку. Без нее очень трудно представить, что на самом деле творилось во всех этих так воинственно, но бесстрастно названных «внешних обводах», «внутренних зонах обороны», «опорных пунктах» и т. д.

После описания действий германского саперного батальона и штурмовых групп обеих противоборствующих сторон можно еще раз «заглянуть» на нашу, советскую сторону, чтобы постараться увидеть под навязшей в зубах фразой «уличные бои» то, что в действительности скрывалось под ней.

Старший лейтенант А.К. Драган, командир 1-й роты 1-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка дивизии Родимцева, рассказывал:

«И вот наступило 21 сентября. Этот день был самым тяжелым в судьбе 1 — го батальона. С самого утра фашисты при поддержке танков и артиллерии бросились в бешеное наступление. Сила огня и ярость сражающихся превзошла все ожидания. Гитлеровцы ввели в бой все свои средства, все имевшиеся нартом участке резервы, чуобы сломить наше сопротивление в районе вокзала. Но продвигались они ценой больших потерь. Только во второй половине дня им удалось расколоть наш батальон на две части.

Часть батальона и его штаб были отсечены в районе универмага. Фашисты окружили эту группу и пошли со всех сторон в атаку. Завязалась рукопашная внутри универмага. Там штаб батальона во главе со старшим лейтенантом Федосеевым приняла неравный бой. Небольшая горстка храбрецов дорого отдавала свои жизни. Мы бросились им на выручку четырьмя группами, но фашисты успели подтянуть танки и шквальным огнем сметали все живое. Так погибли командир 1-го батальона старший лейтенант Федосеев и его мужественные помощники.

После их гибели я принял командование остатками подразделений, и мы начали сосредоточивать свои силы в районе «гвоздильного завода». О создавшемся положении написал донесение командиру полка и отправил его со связным, который больше к нам не возвратился. С этого времени батальон потерял связь с полком и действовал самостоятельно.

Фашисты отрезали нас от соседей. Снабжение боеприпасами прекратилось, каждый патрон был на вес золота. Я отдал распоряжение беречь боеприпасы, подобрать подсумки убитых и трофейное оружие. К вечеру гитлеровцы вновь попытались сломить наше сопротивление, они вплотную подошли к занимаемым нами позициям. По мере того как наши подразделения редели, мы сокращали ширину своей обороны. Стали медленно отходить к Волге, приковывая противника к себе, и почти всегда находились на таком близком расстоянии, что немцам было затруднительно применять артиллерию и авиацию.

Мы отходили, занимая одно здание за другим, превращая их в оборонительные узлы. Боец отползал с занятой позиции только тогда, когда под ним горел пол и начинала тлеть одежда. На протяжении дня фашистам удалось овладеть не более чем двумя городскими кварталами.

На перекрестке Краснопитерской и Комсомольской улиц мы заняли угловой трехэтажный дом. Отсюда хорошо простреливались все подступы, и он стал нашим последним рубежом. Я приказал забаррикадировать все выходы, приспособить окна и проломы под амбразуры для ведения огня из всего имевшегося у нас оружия.

В узком окошечке полуподвала был установлен станковый пулемет с неприкосновенным запасом — последней лентой патронов.

Две группы по шесть человек поднялись на чердак и третий этаж; их задача была — разобрать