находчивость, способность, не теряя ни секунды, встретить случайность и смело пойти ей навстречу — вот что восхищало его друзей и ставило в тупик врагов. Все это соединялось с гибкостью прирожденного полемиста, и все это было с блеском доказано, когда, записывая на Секретариате 22 сентября 1967 года, обсуждавшем «Раковый корпус», все, что говорилось, и готовясь к возражениям, он не упустил ни малейшей «слабины» или просто глупости в речах Федина, Кожевникова, Рюрикова и других руководителей СП. Но об этом — ниже.

Н.Заболоцкий в своем прекрасном стихотворении, посвященном Б.Пастернаку, написал о нем:

Выкованный грозами России,

Собеседник сердца и поэт.

«Собеседник сердца» — этого нельзя сказать о Солженицыне. Он скорее собеседник ума, а не сердца. Но «выкованный грозами России» — это о нем. Более того: Пастернак уже сложился до конца в те годы, когда он встретился с Заболоцким. А Солженицын был еще в разбеге, в полете, своей «выкованностью» он еще только собирался воспользоваться для великой цели, которую он поставил перед собой («Архипелаг ГУЛАГ»), и для задуманной художественной прозы.

Годы, которые когда-нибудь будут обозначены историками нашей литературы как неразрывно связанные с появлением Солженицына, были переломными и для меня. И я отнюдь не отказался от возможности свободно писать о «дырявых душах» (Шварц). Я написал роман «Двойной портрет» и повесть «Семь пар нечистых». В книге «Вечерний день» (еще не опубликованной)[67] рассказана (по необходимости кратко) история работы над «Двойным портретом». Это — антисталинская книга, и я сомневаюсь, что мне удастся вновь напечатать ее в готовящемся собрании сочинений. Удалось ли мне показать в ней кровавый отсвет расправы ТЛысенко с нашей счастливо развивавшейся в начале тридцатых годов биологией? Не знаю, не знаю. Главный герой ее, Остроградский, возвращается в Москву после тюрьмы и ссылки. Рассказывая о том, как трудно было ему устроить свою жизнь после возвращения, о преждевременной смерти, я воспользовался тем, что знал о судьбе Н.Заболоцкого, Ю.Оксмана и моего старшего брата, — всем, что оставило и в моей жизни незабываемый след. Много помог мне своими рассказами известный наш биолог Э.

В основе романа лежала статья «О честности в науке», написанная по предложению «Литературной газеты». В этой статье я рассказал о характерной (по своей многолетней безнаказанности) жизни клеветника, завистника и предателя (без сомнения, связанного с органами КГБ) Н.В.Лебедева, ученика Лысенко, профессора Московского университета. Ему-то и противопоставлен Остроградский. Но ход развития романа невольно привел к тому, что я вынужден был стать рядом со своими героями, подумать о собственной жизни, оценить и взвесить свое прошлое с новой, переосмысляющей точки зрения. Вот откуда взялись в романе автобиографические главы, такие, например, как 57-я, в которой «старый друг, глубокий ученый» говорит о «гибели писем, фотографий, документов, в которых с неповторимым своеобразием отпечаталась частная жизнь, об осколках времени — драгоценных, потому что из них складывается история народа». Я уже упоминал о том, что этот ученый и старый друг, конечно, Ю.Н.Тынянов, а вся глава — точное воспроизведение сцены, происшедшей в 1937 году в его кабинете на улице Плеханова, 8. В 22-й главе я рассказал о необходимости той загнанной в тупик и все-таки приоткрывшейся свободы мышления, без которой мне не удалось бы написать этот роман.

В эпилоге прямое признание: «Я думал о том, что все соотнесено, все неустранимо связано. И я был обманут, и без вины виноват, и наказан унижением и страхом. И я верил, и не верил, и упрямо работал, оступаясь на каждом шагу, и путался в противоречиях, доказывая себе, что ложь — это правда. И я тосковал, стараясь забыть тяжкие сны, в которых приходилось мириться с бессмысленностью, хитрить и лицемерить» (Двойной портрет. Молодая гвардия. 1967. С. 222–223).

Впервые в жизни без оглядки назад, с полной искренностью я заговорил о себе — и это было решительным поворотом, определившим многое в предстоящей работе. Каким-то образом «раскованность» связывалась с суровым словесным отбором, к которому я стал сознательно стремиться с тех пор: слова существовали теперь не для того, чтобы «украсить» мысль, а чтобы выразить ее, и оказалось, что для этой цели (простой и сложной) надо не очень много слов, а иногда — мало.

С таким же ощущеньем внутренней свободы я взялся за повесть «Семь пар нечистых» (ее история рассказана в книге «Вечерний день» короче, чем следовало бы ее рассказать). Разумеется, и роман «Двойной портрет», и повесть «Семь пар нечистых» не упали с неба. Они были связаны с напряженной, стремившейся к политической свободе, жизнью нашей интеллигенции в шестидесятых годах.

Еще в 1956 году литераторы А.Д.Синявский и Ю.М.Даниэль начали публиковать свои произведения за границей под псевдонимами Абрам Терц и Н.Аржак. Они были арестованы, готовился процесс. Многие представители интеллигенции обратились с письмами в защиту Синявского и Даниэля к правительству, в Верховный суд, в редакции газет, в Союз писателей и т. д. Подписать или не подписать такое письмо? Ответ на этот вопрос был испытанием порядочности не только в литературных кругах.

Приговор был предрешен. Синявский и Даниэль были осуждены, и тогда шестьдесят три писателя обратились в правительство с просьбой взять их на поруки:

«В ПРЕЗИДИУМ XXIII СЪЕЗДА КПСС

В ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР

В ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА РСФСР

Уважаемые товарищи!

Мы, группа писателей Москвы, обращаемся к вам с просьбой разрешить нам взять на поруки недавно осужденных писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Мы считаем, что это было бы мудрым и гуманным актом.

Хотя мы не одобряем тех средств, к которым прибегли эти писатели, публикуя свои произведения за границей, мы не можем согласиться с тем, что в их действиях присутствовал антисоветский умысел, доказательство которого было необходимо для столь тяжкого наказания. Этот злой умысел не был доказан в ходе процесса А.Синявского и Ю.Даниэля.

Между тем осуждение писателей за сатирические произведения — чрезвычайно опасный прецедент, способный затормозить процесс развития советской культуры. Ни наука, ни искусство не могут существовать без возможности высказывать парадоксальные идеи, создавать гиперболические образы. Сложная обстановка, в которой мы живем, требует расширения (а не сужения) свободы интеллектуального и художественного эксперимента. С этой точки зрения, процесс над Синявским и Даниэлем причинил уже сейчас несравненно больший вред, чем все ошибки Синявского и Даниэля.

Синявский и Даниэль — люди талантливые, и им должна быть предоставлена возможность исправить совершенные ими политические просчеты и бестактности. Будучи взяты на поруки, Синявский и Даниэль скорее бы осознали ошибки, которые допустили, и в контакте с советской общественностью сумели бы создать новые произведения, художественная и идейная ценность которых искупит вред, причиненный их промахом.

По всем этим причинам мы просим выпустить Андрея Синявского и Юлия Даниэля на поруки.

Этого требуют интересы нашей страны. Этого требуют интересы мира. Этого требуют интересы мирового коммунистического движения.

Члены Союза писателей СССР:

Анастасьев А.Н. Аникст А. А. Аннинский Л.А. Антокольский П.Г. Ахмадулина Б.А. Зонина Л.А.

Зорин Л.Г.Зоркая Н.М. Иванова Т.В. Икрамов К.А.Кабо Л.Р.Каверин В.А.Кин Ц.И.Копелев Л.З. Корнилов В.Н. Крупник В.Н. Кузнецов И.Н. Левитанский ЮД. Левицкий Л.А. Лунгин С.Л. Лунгина Л.З. Бабенышева С.Э. Берестов В.Д. Богатырев К.П. Богуславская З.Б. Борев Ю.Б. Маркиш С.П. Масс В.З. Михайлов О.Н. Мориц Ю.П. Нагибин Ю.М. Нусинов И.И. Огнев В.Ф. Окуджава Б.Ш. Орлова РД. Осповат Л.С. Панченко Н.В. Поповский М.А. Пинский Л.Е. Рассадин С.Б. Реформатская Н.В. Россельс В.М. Войнович В.Н. Домбровский Ю.О. Дорош Е.Я. Жигулин A.B. Зак А. Г Самойлов Д.С. Сарнов Б.М. Светов Ф.Г. Сергеев А.Я. Сеф P.C. Славин Л.И. Соловьева И.Н. Тарковский A.A. Турков А.М. Тынянова Л.Н. Фиш Г.С. Чуковская Л.К. Чуковский К.И. Шатров М.Ф. Шкловский В.Б. Эренбург И.Г»

Единственным ответом на это письмо был протокол Секретариата МО ССП от 25 мая 1966 года, в котором было выражено «глубокое сожаление, что группа московских писателей, в том числе и члены партии, сочли возможным поставить свои подписи под документом более чем сомнительного свойства».