Убежденность, прозвучавшая в словах Василия, подругам совсем не передалась. И они спросили у парня:

– Да где же их искать-то? Злодеев этих?

– Уверен, это кто-то из родни Анфискиной, – зашептал Василий. – Недаром бабка у нее силой обладала. Только Виллина доброй была, вреда никому не чинила. Но могли в родне и другие оказаться, злые.

– Ты думаешь, что в том, что произошло, виноват какой-то колдун – дальний родственник Анфисы?

– А вы сами что, так не думаете?

Нет, подруги так не думали. Во-первых, они не верили в колдовство в принципе. А во-вторых, они не верили, что с помощью колдовских сил можно выпихнуть человека из окна. К примеру, как того же Кешу, про которого подруги в разговоре с Василием старались не упоминать.

Да и черепно-мозговая травма у Анфисы образовалась вовсе не по заговору злого колдуна. Ее основательно приложил какой-то вполне конкретный человек. И как подозревали подруги, человек этот был тем самым представительного вида мужчиной с ключами от «Мерседеса», который подловил Анфису в овощной лавочке, где она выбирала фрукты для себя и своего малыша.

Но у Василия имелась своя твердая позиция.

– Анфиса поехала в Питер, чтобы родню свою разыскать. А она настойчивая, моя Анфиса. Если уж задалась целью, обязательно своего добьется. Вот и родню свою, я уверен, она отыскала. Только родня-то ей не больно обрадовалась. И ее саму, и Кешу этого на тот свет спровадить решили, гады! Кстати, кто он ей был-то? Я со слов следователя не очень хорошо это понял.

Однако подругам очень не хотелось говорить на эту щекотливую тему. И они постарались замять ее, переведя разговор в конкретное русло.

– Мы готовы поискать родню твоей Анфисы. И даже постараемся вычислить среди них преступника. Только уж ты нам дай какую-нибудь зацепочку.

– О! Да у меня есть письмо! – неожиданно оживился Василий. – Блин горелый, как же я мог о нем забыть!

И хлопнув себя по лбу, он принялся шарить по карманам.

– Все эти дни его с собой таскал. Как Анфиса из Тарасовки уехала, так я сразу же смекнул, в Питер она подалась. Хотел прямо сразу за ней рвануть. Да после уж скумекал, что не найти мне ее просто так в большом городе. Ну и решил, если Виллина внучку в город отправила, значит, адресок у старухи имелся.

– И ты вернулся в Тарасовку и обыскал дом Виллины?

– Страшно мне было, – признался Василий. – Как ни крути, а Виллину у нас все уважали. Непростой она была человек. И чтобы к ней в дом незваным сунуться, такое никому в голову не могло прийти после того, что она с Ванькой-Хромым сделала.

– А что она с ним сделала?

– А как раз Виллина его хромым и сделала.

– Ну вот, а говоришь, что бабка Анфисина свою силу только на добрые дела тратила.

– Так Ванька сам виноват! Вы знаете, кто такой наш Ванька-Хромой?

Разумеется, подруги этого не знали.

– Алкаш он наш местный, – принялся объяснять им Василий. – Работать отродясь не работал. Либо побирается, либо у матери-старухи пенсию отнимает, либо по чужим дворам шастает. Что найдет, то его. Ну вот и к Виллине, на свою беду, как-то раз заглянул. Небось пьян был, вот и не скумекал, к кому в дом сунулся.

– И что же промежду них произошло?

Невольно подруги захотели узнать, как обстояли дела в Тарасовке. Отчего о бабушке Анфисы по селу шла слава знахарки и ведуньи, обладающей не просто силой, а Силой – с самой что ни на есть большой буквы!

– Ну так взял-то Ванька у Виллины всего одну чашку. Правда, красивую, ничего не скажешь. Синюю да с золотом. Виллина ее с собой привезла, когда в наше село переехала. Поговаривали, что это память единственная то ли об отце Виллины, то ли о матери – прабабке Анфискиной. Но ценила Виллина эту чашку очень сильно. А Ванька ее у нее спер да на водку в шалмане и обменял. Да только ни ему, ни Зинке, подавальщице в шалмане, проку от этой сделки не вышло. Ванька в ту же ночь с обрыва сверзился, шейку бедра себе сломал да на всю жизнь хромым остался. А Зинка… ну, той больше повезло. Драка в ту ночь случилась, Зинке морду набили, три зуба выбили, а чашка словно растворилась. И никто ее больше с тех пор не видел.

История оказалась не такой интересной, как рассчитывали подруги. Но зато она увела Василия в сторону от его опасного интереса к личности Кеши. И подруги продолжали слушать.

– Так вот, страшно мне было просто так в избу к Виллине соваться. Хоть и умерла она, но ведь кто ее знает, вдруг у нее договор какой особый был с теми, кто наверху сидит?

В общем, Василий сначала попросил у Виллины разрешение войти в ее дом и осмотреть его.

– Не для себя стараюсь, Анфису хочу найти и вернуть. Боюсь я за нее, ты вот ее в Питер отправила, а как у нее там дела пойдут? Тебе-то уже все равно, а нам с Анфиской детей еще растить. Хочешь или не хочешь, а я должен Анфиску найти, а то сам помру от тоски и горя!

Договорившись, как он считал, с духом Виллины, парень вошел в дом. Уезжая, Анфиса заперла дверь на замок. Но у Василия был ключ, так что с проникновением проблем не возникло. Виллина тоже не возражала, во всяком случае, прямо с порога ничего тяжелого вроде ухвата или горшка в голову Василия не полетело. Он спокойно зажег свет и осмотрелся. С чего начать, парень не представлял. Да и что ищет тоже понимал весьма смутно.

– Искал я в первую очередь бумаги, на которых мог быть адрес питерской родни Анфисы. Ну и нашел. Не сразу, но нашел.

С этими словами Василий извлек из кармана пожелтевший от времени конверт, на котором еще красовался серп и молот, а также несколько красных гвоздик – символ Октябрьской революции.

– Видите, конверт старый. А уж искал я его… Честно говоря, я избу Виллины раз десять обыскивал. И только потом письмо это за иконой Спасителя обнаружил.

– А у Виллины и иконы в доме имелись?

– А как же! Она набожная была, хоть и знахарка. Каждое утро и каждый вечер положенное количество молитв отчитывала. И в церковь ходила. Батюшка кривился, когда ее видел, ругал даже, но из церкви никогда не гнал. Как же человека из храма выгонишь? Тем более что никому худого Виллина своей силой не делала. Или, считаете, не прав он?

– С батюшкой вашим мы в другой раз разберемся. Говори, что за письмо? О чем оно?

Но Василий еще не до конца рассказал о том, как находка пришла к нему.

– Ведь что странно, я за иконами много раз смотрел, – продолжал он бубнить. – Знаю, наши бабки любят там сокровенное прятать. Кто письма мужа или брата с фронта. Кто деньги, кто еще открытки от детей из города. Ну а у Виллины там травы лежали. Она их летом сушила, а потом всю зиму в избе аромат стоял. Ничего, кроме трав, за иконами спрятано не было. Ну я чуть не свихнулся. Чувствую, что должен быть где-то след, а найти не могу. А потом нашел! Письмо это в самой иконе спрятано было. И как надоумил меня кто! Дай, думаю, в самих иконах посмотрю. И руки к Спасителю потянулись. Я киот открыл, а там оно лежит!

– Так и что в нем? Ты читал?

– Читал. А вы все-таки прочитайте сами. Может, чего и получше меня поймете.

С этими словами Василий протянул подругам ветхий и желтый конверт, в котором оказался такой же пожелтевший от времени листок, исписанный мелким убористым, но очень четким почерком. Письмо было совсем коротким. И подругам не понадобилось много времени, чтобы ознакомиться с ним.

Письмо определенно было написано бабушкой Анфисы – той самой знахаркой Виллиной. И писала она людям, с которыми вряд ли была знакома лично. В письме она сообщала, что дочь ее – Мила – умерла вскоре после приезда к ней. А внучка Анфиса оказалась такой слабенькой, что все время болела, а потом тоже умерла.

«Малютка следом за матерью своей отправилась».