— Слышь, братан, — обратился гробокопатель к Деснину. — Убери ты от меня этого психа. Не знаю я никого. Я один работаю. А если с вашей могилы крест снял — возмещу.

— Да не в том дело, — заговорил Деснин. — Ты, видать, на кладбище бываешь по ночам, значит знаешь, что там творится.

— Да это он и творит, у, сатанюга заезжий! — вмешался Скипидарыч.

— Сам заезжий! Я местный, в отсидке был. А этих ваших сантанистов сам боюсь. Видел пару раз. Копали чего-то, пели. Я сам когти порвал. А больше ничего не знаю.

— А кто знает? — не унимался Скипидарыч.

— Да никто. Все, кто видел этих ваших сантанистов — боятся и на кладбище не суются. Ты сам все с ружьем там шастаешь — вот и должен знать.

— А вот я тебя в милицию щас и сдам, — пригорзил Скипидарыч.

— Угу, ты меня сначала на кладбище с поличным поймай, сторож хренов. Сам всего боишься. Видел я, как ты от каждого шороха бегаешь.

— А ты смелый такой? Смотри, вот поймают тебя сатанисты — будешь знать.

— А я и не пойду больше. Пустите меня, мужики. Я лучше провода резать буду.

— Вали, не до тебя, — сказал Деснин. — Только мразь ты, если могилы грабишь.

— Зря ты его отпустил, — сокрушался Скипидарыч по дороге домой. — Темнит.

— Да не темнит. Просто дурацкая твоя затея с этим цветметом.

— А вот и не дурацкая. Он тоже сатанистов видел.

— Сам же ему и сказал, что это сатанисты.

— Опять мне не веришь. А вот ты сходи в церковь-то, сходи.

— Ладно, схожу. Только до вечера ты от меня отстань и ничего больше не придумывай, — поставил условие Деснин.

С первого взгляда за прошедшие семь лет в церкви ничего не изменилось. Все так же с вышины купола глядел строгий лик Вседержителя. Ему предстояли сонмы святых и бесплотных сил. По стенам разворачивались картины библейских и церковных событий, а на западной стене в огромной многоплановой композиции находилась фреска Страшного Суда.

Всё было так, как раньше. Но где-то в глубине души Деснин чувствовал, что чего-то не хватает. Сама атмосфера была иная. И было в ней что-то зловещее.

В этот раз, так же как и семь лет назад, Деснин схоронился за прилавком свечной лавочки, что находилась в закутке при выходе из притвора. Распластавшись на холодном полу, он думал: «Чего я надеюсь увидеть? На что же намекал Скипидарыч? Должно быть, очередной бред нес. А, как бы там ни было — делать всё равно нечего. Полежим — увидим».

Обстановка располагала к размышлению, и на Деснина вдруг нахлынули бурным потоком воспоминания семилетней давности.

Вот так же, распластавшись за этой же свечной лавочкой семь лет назад, лежал он и ждал, когда наступит глубокая ночь. За день до этого он уже приходил в храм и заранее наметил себе две иконы, показавшиеся ему наиболее ценными.

В тот раз Деснин впал в лёгкую дрёму. Сквозь неё он слышал, как кто-то обошёл храм кругом, и заскрипели закрываемые церковные ворота. Затем — полная тишина и тьма непроглядная. Деснин окончательно успокоился и заснул. Проснулся ближе к полуночи и прислушался. Ничего подозрительного, лишь какие-то неясные шорохи — очевидно церковные мыши приступили к своей ночной жизни.

Деснин выбрался из своего укрытия и слегка размялся. Глаза уже привыкли к темноте. Он достал нож и подошёл к Николаю Угоднику, что висел слева от царских врат иконостаса. Затем провёл рукой по краям доски — зазор между нею и иконостасом был невелик, как раз, чтобы просунуть туда лезвие ножа. Действуя им как фомкой, Деснин потянул доску на себя.

Крякнуло старое дерево. «Пошла, — обрадовался Деснин. — Теперь и руками оторвёшь». Тут полная луна заглянула в окно верхнего яруса, и стало совсем светло. Николай Угодник с презрением смотрел на вора. Деснин застыл, уставившись на икону. Вдруг заскрипели церковные ворота…

Деснин мотнул головой, словно стряхивая воспоминания. Прислушался. Ворота скрипели не в его сознании, а наяву.

В следующий момент мимо свечной лавочки прошли двое.

— Да погоди ты, — послышался мужской голос. — Дай свечи зажечь.

Раздалось характерное чирканье зажигалки. Вскоре церковь озарилась тусклым светом.

— Знаешь, — послышался женский голос, — свечи — это так клёво. Класс! А ты ехать не хотел.

Деснин осторожно выглянул из-за прилавка. В центре зала, боком к нему, стоял некто, с жиденькой бородкой и длинными волосами. «Неужто Пафнутий?» — удивился Деснин. Вместо рясы предполагаемый поп был одет во всё джинсовое. Рядом с ним стояла длинная, густо накрашенная девка в мини.

«Шлюха, — сразу же определил Деснин. — И жаба к тому же. Хотя ноги, вообще-то, ничего».

Специфический запах перегара, которым тащило от обоих, распространялся на всю церковь.

— Слушай, — заговорила девка, — догнаться бы пора, а то у меня чего-то башка трещит.

— Где я тебе сейчас возьму? — огрызнулся поп. — Нечего было уезжать.

— Ладно жаться. У тебя где-то здесь должен быть кагор.

— Ну есть, но он для причащения. И вообще, хватит меня сегодня доставать. Какой дурак вспомнил про траву! Я им что, шестерка? И так рискую.

Пафнутий подошел к одной из икон, снял ее, просунул руку и извлек из тайника небольшой пакетик.

— Все, канаем, — сказа он, поставив икону на место, но девка вцепилась в его рукав:

— Нет, нет. Блин! Ты не въезжаешь. Здесь так классно. Тащи свой кагор. Догонимся хоть разок кровью-то Христовой.

— Слушай, блудодейка окаянная! Не богохульствуй! Это же всё-таки дом Господень, — поп попытался перейти на проповеднический тон, но это, в связи с изрядным опьянением, у него плохо получилось.

Тем временем девка подошла к аналою и развела руками так, как будто бы раскрывала некую книгу. Перелистнув несколько несуществующих страниц, она ткнула пальцем в одну из них и, передразнивая интонацию попа, прочитала:

— Заповедь новую даю вам: объеби ближнего своего. Аминь, — захлопнув воображаемую книгу, она захохотала.

В этот момент появился исчезавший на некоторое время из поля зрения поп. В руке у него была бутылка. Девка вырвала эту бутылку и жадно принялась пить прямо из горла. Затем, передав бутылку попу, уже совсем пьяным голосом проговорила:

— А где этот ваш бог? Чего-то не вижу. А может, он сбежал отсюда, а? Из дома-то своего?

Поп, сделав пару глотков, совсем захмелел и, усевшись прямо на пол, ответил:

— Может и сбежал.

— А тогда кому же ты служишь тут?

— А вот этому, — поп вытащил из кармана несколько долларовых купюр. — Маленькие зелёненькие божики. Вот здесь на каждом прямо написано: «Мы верим в бога». Вот в этого, зеленого. У того Бога хоть сколько проси, а хрен его знает — даст, не даст. А эти — всё что угодно дадут, в любой момент. Они всё могут, не то что Бог. А Бог…

Поп начал медленно крениться набок.

— Ну-ну. Не отрубаться, — схватила его за рукав девка.

Поп уселся поудобнее. Порывшись в карманах, он достал пачку сигарет и закурил.

— Бабло побеждает зло, потому что зло — это отстутствие бабла, — изрек он.

В данный момент поп сидел лицом к Деснину. Что-то знакомое показалось ему в обличии священника, особенно противная лиловая родинка у носа. «Ё-моё, так это ж, — Деснин прикинул, что если убрать бородку и волосы, — так это ж… Серёга».

С этим самым Серёгой (Деснин никак не мог припомнить кликухи) он как-то пересекался на зоне. Только тогда тот не был попом, а был обыкновенным вором, причём с уже не первой ходкой. «Недаром его Скипидарыч всё уркой называет, — думал Деснин. — вот, оказывается, в чем дело».