— Скипидарыч! — одернул его Деснин, боясь, что тот снова уклонится от темы.

— Итак, что у нас имеется на сегодняшний день? — Скипидарыч вновь выпустил клуб дыма. В этот момент он чем-то походил на Холмса, только окарикатуренного. — Первое: версия следака — сатанисты. И Аббат твой о них поминал. На грани фантастики, хотя…

Скипидарыч подошел к окну, некоторое время задумчиво глядел на церковь.

— Второе, — продолжал он, — Григорий — знаю я этого Григория. Главбух при епархии, а не монах. При Никодиме он сюда и носу не совал, а с Пафнутием сразу скорешился, едрень фень. Но чтобы он… Хотя кто их знает, может, чтоб потом канонизировать… Нет, не может быть.

— А мне так показалось, что мог бы.

— На грани фантастики, хотя современная церковь…

— Скипидарыч! — вновь одернул его Деснин.

— И есть еще третье, — Скипидарыч выдержал небольшую паузу. — Я уже говорил, что ты не единственный, кого Никодим привел к покаянию. Исповедовались ему многие, подобные тебе. А сейчас, может, кто-то из них стал крупной шишкой, может, куда-то очень высоко метит. Насмотрелся кругом, забыл Никодима, разуверился даже в том, что кто-то еще может свято хранить тайну исповеди, вот и…

— Вот и Аббат на это намекал, — оборвал Деснин. — Но я пробил эту тему. Андрей, письмо которого ты мне подсунул — не мог. Он сам сейчас подключился, по своим каналам.

— Даже так? — Скипидарыч был слегка удивлен. — Но это еще ничего не значит. Ты проверил только Андрея, а он не один такой. Да и на слово верить щас никому нельзя. Есть и еще версия. Я ведь на пожаре не только Мокрого видел… Хм, нездешний он — я сразу приметил. А недавно снова видел его — с Пафнутием о чем-то говорили. Я его и рассмотрел. Такой длинный, со шнобелем, чернявый, странный. Во всем черном и шрам на щеке, узкий такой…

— На левой? — перебил Деснин.

— Вроде да. А ты откуда знаешь?

— Да я, кажись, с этим черным сюда на поезде ехал. Про себя рассказывал, про… Никодима. А может, он тоже с Аббатом как-то связан? Тоже все про души говорил.

— Вот! Если не Андрей, то кто тебя сдал Аббату?

— Кто сдал, тот и заказчик. Мне это еще Вован говорил.

— Вот, еще и Вован…

— Тихо! — вспомнил Деснин. — Аббат говорил, что Мокрый тоже видел, как из церкви выходили люди.

— Вот! Вот! — чуть не подпрыгнул Скипидарыч.

— Что «вот»? Совсем все запуталось.

— Ничего не запуталось. А свет в церкви ночью — это что?

— Что?

— Вот ты и сходи. Все равно терять нечего. Или ты боишься?

— Да ничего я не боюсь. Я себя боюсь. Но схожу, уговорил.

— Вот и ладно. А пока надо еще одно дело проверить. Я тебе говорил, что на кладбище не того происходит, ну там могилы развороченные. А недавно кресты с табличками спилили — есть возможность проверить кто. Может, вот эти самые, — Скипидарыч покосился на пентаграмму, которая так и валялась с вечера на полу. — Там и выясним.

— Где там? — не понял Деснин.

— В скупке цветмета. Один я не полез бы, а с тобой можно.

— Что-то я не врубаюсь.

— А и не надо. Я — мозг, а ты прикрытие. Кстати, насчет прикрытия. Придется пожертвовать этим.

Скипидарыч вынул из шкафа алюминиевую кастрюлю, снял с гвоздя половник и сковородку.

— Ох-хо-хо-х, — вздыхал он, запихивая в холщовый мешок алюминиевую утварь, — всю ведь страну в утиль сдали. И кто разрешил?

Скипидарыч взвесил на руке мешок, еще раз вздохнул, вышел во двор и возвратился с изрядно побитым алюминиевым тазиком для мытья обуви. Затем накидал в мешок еще кое-какую мелочь, предварительно проверяя железяки магнитом. Сняв со стены ржавый безмен, он взвесил всю поклажу.

— Ого, пять кеге почти. Теперь можно идти. Ближайшая скупка — в городе.

Во дворе Деснин обратил внимание на пустую будку.

— А Бобик где? — спросил он.

— А нету. Волки сожрали, собаки. Один ошейник только и остался. Совсем обнаглели. Я тут как-то под утро в окно глянул, а там волчара здоровенный на задние лапы встал и пялится прямо в глаза. Ну точно оборотень… Может, то смерть моя была?

— У тебя то сатанисты, то оборотни…

— Не веришь мне. Вот и идем, идем — авось хоть что-то выясним.

— Ты бы хоть объяснил, зачем весь этот цветмет, мозг, блин, — спросил по дороге Деснин.

— Знаешь, в Египте тоже были расхитители гробниц, но воровали хотя бы золото, а эти, вишь, таблички с крестами пилят. Но явно не местные. А знаешь, почему? Менты уж не раз ловили — без толку. Ну я и сообразил способ, чтоб отвадить так отвадить. Уговорил Антоху поставить на одной заброшенной могиле большой медный крест — чтобы сразу в глаза бросался. А самого Антоху прикопал землей слегка, ну и тоже засел за куст, а то Антохе, хоть и здоровый он, а страшно. Как стемнело — идет один гробокопатель прямо к кресту. Только ухватился за него, чтобы вытащить, как могила разверзлась, или разверзилась? Не важно. Из-под земли показались руки и вцепились в крест. Но, вместо того, чтоб бросить крест и бежать что есть мочи, вор словно прирос к нему, едрень фень. Руки из могилы, ну в смысле Антохины, тянут крест на себя, а тот на себя — ну не сознает, что делает. Видать, оглоушен был собственными воплями, которые раздавались на все кладбище. Я тоже очень удивился, что вор не убежал, а еще сильнее в крест вцепился. «Ну и народ пошел, — думаю, — ни в Бога ни в черта не верит». Правда, говорят есть особое оцепенение от страшного страха, словно током притягивает. Ну а Антохе эта борьба за крест и вопли эти надоели. Он встать решил. Вор тут же перестал вопить, всего его перекосило. У кого слабые нервы, в подобных случаях бывает разрыв сердца. Но воры они не робкого десятка. Чтоб быть вором нервы нужны покрепче, чем у космонавта, едрень фень. Ну этот жив остался, только слегка повредился в уме. А среди воров слухи распространяются быстро, так что после этого случая местные могил не оскверняют. Если и орудует кто, то только приезжие. Вот тут и зацепка, сечешь?

— Ну приезжие разные бывают. Не обязательно что это твои сатанисты, — выразил сомнение Деснин.

— А вдруг.

— Так они и пошли кресты в цветмет сдавать.

— Ну мало ли. Они ж тоже разные, может денег на проезд не хватило, а может жадные дюже — не пропадать же добру.

— Ладно, так и скажи, что с тебя, как со сторожа, за кресты спросят.

— Спрашивали уже. Так я ментам прямо сказал: идите в скупку. Не идут, потому как повязаны все. Ха! Да если б наша милиция хорошо работала, то бы уже давно полстраны сидело. Во главе с правительством. А так, знаешь, как они борются с цветметчиками? Приходят к хозяину в пункт и клянчат: дай нам сетку огородную — бабка одна достала, житья нет, начальству жалуется. Тот им: вон, забирай. А они ему еще: спасибо, спасибо.

Уже в Печужске путники наткнулись на такую сцену. В сквере у памятника Ленину собрался народ. Поглазеть было на что: на шее Ильича болтался железный трос, а сам он наклонился к земле под углом градусов в сорок пять, и теперь указывал рукой не в светлое будущее, а в землю. В толпе рассказали, что ночью подкатила к памятнику какая-то банда на джипе, накинули вождю петлю на шею, привязали трос к машине и рванули. Но Ильич устоял — внутри памятника оказались стальные штыри.

— И что за идиотизм творится? — комментировал увиденное Скипидарыч. — Хотя все ясно — на сплав, из которого памятник сделан, видать, позарились. Это еще что. Вон в прошлом году бронзовый бюст Пушкина из скверика на Пушкина же улице свистнули. Это ж все равно, что могилу осквернять. А, все прут, ничего святого, едрень фень. Не удивлюсь, если Медного всадника в цветмет сдадут.