— Вдохновения?! Тут такое дело: как всех этих художников может полюбить муза, когда они все педерасты? Гы-гы-гы! И вообще, раньше, чтобы стать художником, сначала нужно было стать личностью. А сейчас у нас общечеловеческие ценности, то есть полное обезличивание, а значит, художником может стать каждый. Равные возможности — главный принцип демократии, сечешь? То есть и Леонардо, и тот, кто сцал на холст — все равны.

Публика из галереи постепенно перемещалась в бар.

— И что, у вас тут всегда только сцат? — спросил Деснин. — А куда вы потом все это дерьмо выкидываете?

— Выкидываем? Да ты что! После трансвеститов будет аукцион — сам увидишь, за какие бабки уходит каждая такая штучка. Мы скоро и в Третьяковку просочимся и в Эрмитаж. И, уверяю тебя, народ будет ломиться на наших художников, а не на то старье, что там висит до сих пор. Тут главное я — критик. Пару статеек об этом говне, и оно станет конфеткой. Пару эфиров о последних достижениях человечества в области искусства — и рейтинг обеспечен. Музыкальный рынок, так же как и книжный, мы прибрали давно. Мотивчик попроще, да слова потупей, чтобы на фоне этой попсы какой-нибудь рок казался чем-то заумным — вот и все дела. Все, что выше этого, просто мимо эфира пролетает — и мы в шоколаде. А с литературой еще проще. Всякая там фентези с детективчиками — для быдла. Дебилы, они сказки любят. А для тех, кто считает себя попродвинутей — постмодернизм. Главное, чтоб никакого там реализма. То же самое и с кино. А как втюхать изобразительное искусство — с этим тоже проблем не возникнет. Искусство в массы. Каловые. Гы-гы-гы! С такими деньгами, какие вкладывает Андрей Леонидыч, впарить можно еще и не то. Самое сложное было заполучить телевидение, а все остальное — дело техники. Ботва, она зрелища любит, а общество пассивного потребления нуждается в массовой жвачке, но никак не в искусстве.

— А ты и вправду этот самый, искусствовед? — спросил Деснин, так как после такой речи Ж представился ему скорее каким-то барыгой.

— Конечно, я даже кандидат наук. Постой, я тебе сейчас книгу свою подпишу. Манифест актуального искусства. Я быстро.

Пока Ж отсутствовал, Деснин наблюдал, как на сцене выделывалась группа довольно корявых баб. Только приглядевшись, он понял, что это мужики.

— Петухи, — с удивлением констатировал Деснин, выпив еще виски.

— Они самые, — подтвердил вернувшийся Ж.

— На зоне таких…

— Так и здесь: шоу — это для клиентов. Они присматриваются, выбирают, а потом… ну, в общем, то же что и на зоне. Но это так, разминка. Скоро будут настоящие трансвеститы. Вот, держи, книга моя, — Ж протянул Деснину рулон туалетной бумаги.

Деснин с изумлением вертел рулон в руках.

— Вот так, — поправил его Ж. — Вот тут название.

Деснин заметил невзрачные буковки: «Феликс Ж. Философия говна».

— Очень удобно, — комментировал Ж. — Почитал — подтерся, почитал — подтерся. Это экспериментальный выпуск — всего сотня экземпляров. Весьма сложно печатать текст на рулоне, да еще на такой бумаге. Но ничего, мы освоим технологию, тем более что и заказ уже есть. На «Апостола». Ну как у первопечатника нашего, Ивана… как его, а, вылетело.

Ж снова подхватил стакан с виски, но не успел выпить.

— А вот и Андрей Леонидыч! — бросился он навстречу высокому человеку спортивного телосложения. С виду одет Андрей был очень просто: джинсы да свитер, однако куплены эти вещи были, очевидно, в супердорогом бутике.

— Спасибо за «Черный квадрат», Андрей Леонидыч! Он в целости и сохранности, не беспокойтесь. Это было грандиозно! Вы…

— Феликс, у нас серьезный разговор, — оборвал Ж Андрей. — Позаботьтесь чтобы нам никто не мешал.

— Конечно, конечно. Вот, присаживайтесь. Я распоряжусь.

С минуту Деснин с Андреем сидели за столиком молча, словно изучали друг друга.

— У меня есть двадцать минут, — наконец поторопил Андрей. — И здесь я только ради Никодима. Так что тебе известно?

Выслушав краткий рассказ Деснина, Андрей задумчиво произнес:

— Странно как ты туда попал. И уж совсем странно, как ты оттуда вышел. Что-то здесь… Короче так. Ты заварил эту канитель с самопальным расследованием. Теперь я беру все на себя.

Андрей почему-то сразу расположил Деснина к себе, так что тот уже начал сомневаться в обоснованности своих подозрений, но все же решил действовать по изначальному плану:

— Ага — пойдешь к Аббату и спросишь?

— Нет. Это невозможно, — невозмутимо отвечал собеседник. — Но если я по своим каналам найду заказчика, Аббат, я думаю, возражать не будет. А сатанисты… Это вполне возможно. Он был праведником и… в общем, это версия.

— И ты тоже все на сатанистов валишь. А вот у меня такой вопросик: зачем ты меня сдал Аббату?

— Я?!

— А кто же еще?

— Нда. Уж не намекнул ли тебе на это сам Аббат?

— Не важно.

— Значит, точно намекнул… Постой, постой. Уж не думаешь ли ты, что это я заказал Никодима?

Деснин промолчал в ответ.

— Ладно. Ты меня как нашел? По письму. Так ведь? Я что, похож на идиота, чтобы писать человеку, которого вскоре собираюсь заказать? Да и что за бред, в конце концов! Зачем мне это?

— Ну, мало ли что ты в свое время рассказал о себе Никодиму. Я вот о себе все выложил, подчистую. А теперь тебе ни к чему, чтобы кто-то еще знал твое прошлое.

— Хм! Снова узнаю Аббата. А теперь слушай сюда. Во-первых, я до сих пор не знаю даже, как тебя зовут — ты же ни разу не представился. А во-вторых, ты спрашивал только о каком-то Мокром. А о нем я не слышал, и уж понятия не имел, что он связан с Аббатом. Так что сдал тебя кто-то другой.

— А теперь ты слушай. Не так важно, кто меня сдал, важно, что я ни разу при тебе не поминал Аббата. Ты первый назвал это имя.

— Думаешь, что поймал, да? — Андрей был явно возмущен нападками Деснина. — Я знаком с Аббатом. В свое время он мне очень помог. Да и сейчас помогает. Посоветовал вот вложиться в шоу-бизнес. Я также в курсе некоторых его дел, поэтому и узнал его по твоему рассказу о секте. Но… Черт возьми! Эти грязные намеки начинают меня раздражать! Короче так: бросай свою самодеятельность и не путайся под ногами. Я сам все выясню. Это теперь мое личное дело, понял?

В этот момент из галереи выносили «Черный квадрат», который сопровождал Ж, что-то эмоционально тараторя.

— Хм, икона. Дороже всех прочих, — проводил картину взглядом Андрей. — Я другой черный квадрат видел, пострашней… Ну надо же додуматься: убить Никодима из-за исповеди. Да мне и скрывать-то нечего, — Андрей глянул на часы. — А, Бог с ним, с делами. Помянем Никодима. Официант, водки!

Выпили не чокаясь.

— Извиняй, если что. Просто Аббат… — начал было Деснин, которому почему-то хотелось верить в искренность Андрея.

— Да ладно. Я даже рад, что мы встретились. Давно о Никодиме ни с кем не говорил. Наливай, не жалей. А скрывать мне действительно нечего. Я ведь в перестройку клюквенником был. Что ты на меня так