вот, не познав зла, не удержишь и добра. В том-то и величие человека, если он, познав и добро и зло, стремится к добру. Вот это борьба, а победа над собой — победа из побед. Однажды ты уже ошибся, но тогда убил по незнанию, а теперь…

— Знаю, знаю, что надо простить, — перебил Деснин. — Но как сделать это?

— Простишь с Божьей помощью, — отвечал Никодим. — А Он поможет, ты только доверься ему. Главное — не вера в Бога, а вера Богу. На тебе же стократная ответственность, ведь язычник не умирает, ибо он никогда не жил. Тот, кто поверил в истину, начал жить, и он подвергается опасности умереть. И помни: «Когда нечистый дух выходит из человека, то скитается по безводным местам, ища покоя. И, не находя его, говорит: «Возвращусь в свой дом, откуда я вышел». И, придя, он находит его выметенным и украшенным. И тогда он идет и берет с собой других духов, злее себя, семерых, и, войдя, они поселяются там. И становится последнее состояние того человека хуже первого».

Видение исчезло и вновь наступила тьма. Душу терзали сомнения. «Господи! — взмолился Деснин. — Дай знак, последний знак!».

Луна озарила перекресток. Перед Десниным было четыре дороги. Но лишь на одну из них легла его тень.

Он брёл по дороге всю ночь до рассвета, не встретив ни единого огонька на пути. Голова гудела, и всякая мысль причиняла боль. Лишь с рассветом появились первые машины. К обеду автостопом с тремя пересадками Деснин добрался до Москвы. Один из водителей оказался особо сердобольным. Не вдаваясь в расспросы, помог обработать рану и даже подарил старую джинсовку.

Москва все так же неприветливо встретила чужака. Ото всех этих витрин и бандюков, иномарок и нищих хотел Деснин побыстрее юркнуть в поезд, и туда, домой, к Юльке. Но, когда уже стоял у кассы, стал ощупывать карманы подаренной куртки — все ли переложил — и наткнулся на письмо Андрея. Хотел выбросить, но тут всплыли последние слова Аббата: «Подумай, откуда я узнал о твоем визите». А ведь он говорил этому Андрею, что ищет Мокрого. Да и Аббат намекал на одумавшегося грешника. Ерунда. Не может такого быть. Но ведь кто-то его сдал Аббату… Тем временем очередь подошла. «Ну же, — поторопила Деснина кассирша, — не задерживайте. Вам куда?» Деснин молча отошел от окошка. «Что я делаю? — думал он. — Ведь я же решил». Но словно кто-то другой толкал его в бок. Глянув на конверт, он отправился по указанному там адресу. Это оказалось совсем рядом — несколько остановок на автобусе.

Еще на вокзале к Деснину прицепилась баба, облаченная в огромную пачку сигарет, и нудно стала предлагать продукцию. Чтобы отвязаться, Деснин купил пачку сигарет и, как сотый клиент, получил в подарок фирменную майку в фирменном же пакете. Майка оказалась весьма кстати, надо было только найти место, где переодеться. Пока же, перекинув пакет через плечо, Деснин стоял в автобусной толчее и вдруг почувствовал, что по пакету будто что-то скребется. Резко обернувшись, он схватил руку с заточенной рублевой монетой. Воришка, шкет лет одиннадцати, дико вращал глазами, но закричать не смел.

— Деньги здесь, — спокойно произнес Деснин, указывая на грудной карман.

— Знаю, не тупой, — отозвался шкет, пытаясь высвободить руку. — Я тренируюсь.

— Туда захотел? — указал Деснин на свои неотросшие волосы. Затем взял монету и выкинул ее в открытое окно. Шкет проследил за монетой взглядом и пробормотал: «У меня еще есть». В подтвержденье этому он резко чиркнул Деснина по запястью другой заточкой. Тот ослабил хватку, шкет наконец-то вырвался и юркнул в толпу. Деснину ничего не оставалось, кроме как приложить пораненную руку к губам.

Дома Андрея он не застал, лишь с большим трудом выведал у консьержки его рабочий телефон. Андрей взял трубку не сразу, только когда Деснин попросил передать, что звонит он насчет Никодима.

— Никодим все-таки был убит, — без лишних слов перешел Деснин к делу и, так и не дождавшись ответа, предложил:

— Базар есть. Надо бы встретиться.

— У меня сейчас ни секунды. Давай часика через три в арт-клубе «Аван-ПостМ». Это прямо у «Павелецкой» — найдешь. Там вся московская богема тусуется. Скажешь, что от Андрея Леонидыча — тебя впустят без проблем. Там и подождешь, о`кей?

С виду «АртПостМ» ничем не отличался от обыкновенного ночного клуба. Из-за дверей пробивалась громкая музыка, у входа скучал охранник, который сперва недружелюбно покосился на Деснина и заявил, что тот в своей халявной рекламной майке и потертых джинсах не проходит дресс-код. Однако, едва услышав имя «Андрей Леонидыч» впустил в заведение. От стойки бара тут же отделился некий весьма странно одетый субъект с оранжевыми волосами и козлиной бородкой.

— Вы ведь от Андрея Леонидыча? — спросил субъект, подходя к Деснину. Тот кивнул. — Он просил вас занять до его прихода. Только вот имени вашего не назвал.

— Николай, — представился Деснин.

— О-очень приятно, — потряс субъект руку Деснина. — А я искусствовед, кандидат наук Феликс Ж. Можно просто Ж. Сегодня у нас очень насыщенная культурная программа: сначала выставка актуального искусства «Художник и пустота», а потом шоу трансвеститов. О, зрелище еще то. Суперперфоманс. Разве вы о нас не слышали? Да о нас весь мир узнал, когда мы устроили грандиозное шоу с рубкой икон. Впрочем, это давняя история и православная тема уже не актуальна. Мы Его зарубили, гы-гы-гы! Все это начнется минут через пятнадцать, а пока не желаете ли выпить? У нас превосходная текила, настоящая, мексиканская. С этими, знаете, червячками. Очень символично: трупики, червячки…

Искусствовед еще что-то рассказывал, но Деснин слушал вполуха. Он с омерзением рассматривал обещанного червяка на дне стакана. Затем залпом выпил содержимое. Ж завел разговор о вкусовых качествах текилы, но тут всех, кто находился в баре, пригласили пройти в галерею.

— Я — ведущий шоу, которое сейчас предстоит, идемте, не пожалеете, — увлек Ж Деснина за собой.

В галерее уже тусовался богато разряженный народ, переходя от картины к картине. Новый знакомый Деснина вскочил на небольшую импровизированную сцену в центре галереи и закричал в микрофон:

— Добрый вечер, добрый вечер, добрый вечер, дорогие друзья! Итак, мы начинаем наш перфоманс! Не могу обойтись без небольшой вступительной речи. Всем известно, что все уже давно написано, все создано, жизнь бессмысленна, героев нет, мы не знаем, что с нами будет. Не так ли? Все кончилось. Бобок близок. Так давайте признаем, что мы всего лишь насекомые и, заголившись, приплясывая пойдем к обрыву!

Произнося эту речь, Ж сорвал с себя пиджак, надетый на голое тело, бросил его в толпу и подошел к краю сцены. Комично балансируя на краю импровизированной пропасти, Ж вызвал хохот и аплодисменты.

— Кругом лишь хаос, разложение и тлен, а мы лишь способствуем его распространению. Да, мы — эстетствующая падаль! Кто против?

Публика одобрительно гудела. Ж не спеша раскланялся.

— Это было небольшое вступление, а сейчас, следуя нашей традиции, мы представляем самые свежие произведения наших авторов. Прошу внимания — вот они, — указал Ж на совершенно голую стену. Публика недовольно забурчала. Кто-то выкрикнул: «Плагиат! Это уже было!» Ж засуетился, изображая смятение, но тут к нему подошел кто-то из персонала и что-то шепнул на ухо.

— Прошу прощения, — снова закричал Ж. - картины несколько не доработаны. Не хватило самого